лишь для заполнения счетов, телефонных звонков и прослушивания последних известий и тем самым здорово сужают рамки его возможностей. Если обладатель компьютера согласен немного заплатить за услуги, терминал может дать ему практически все – любые наслаждения, кроме тех, что получают в постели.
Живая музыка? Я могу включить «живой» концерт, который идет в Беркли сегодня вечером, но концерт, состоявшийся в Лондоне десять лет назад, дирижер которого давно умер, не менее «живой» и не менее настоящий, чем любой в сегодняшней программе. Электронам нет дела до времени; как только какая-то информация попадает в компьютерную сеть, время для нее застывает, и все, что необходимо помнить, это – необъятное наследие прошлого всегда к вашим услугам, стоит лишь набрать нужный код.
Босс послал меня учиться к компьютерному терминалу, и тут у меня было гораздо больше возможностей, чем у любого студента Оксфорда, Сорбонны и Гейдельберга в прежние годы.
Поначалу это совсем не походило на учебу. В мой первый день за завтраком мне было сказано, чтобы я доложила о себе главному библиотекарю – милому, добрейшему старикану профессору Перри, с которым я познакомилась, еще когда проходила базовый курс подготовки. Он выглядел изрядно утомленным, потому что библиотека Босса наверняка оказалась самой громоздкой и сложной из того, что перевезли из империи в «Паджеро». Профессору Перри, несомненно, предстояли еще недели работы, прежде чем все придет в порядок, а Босс тем временем, несомненно, не ожидает ничего другого, кроме абсолютного совершенства. Да и чудаческая привязанность Босса к бумажным книгам, составлявшим большую часть его библиотеки, а не к кассетам, дискам и микрофильмам – не облегчала задачу старика Перри.
Когда я явилась к нему и доложила о себе, он посмотрел на меня без особой радости, указал на небольшой закуток в углу и сказал:
– Мисс Фрайди, почему бы вам не сесть вон там?
– А что я должна делать?
– А? Трудно сказать. Нам, несомненно, сообщат. Гм. Сейчас я ужасно занят, и мне ужасно не хватает людей. Почему бы вам просто не ознакомиться с оборудованием, изучая все, что захочется?
Ничего особенного в здешнем оборудовании не было, разве что добавочные клавиши, обеспечивающие прямую связь с несколькими крупнейшими библиотеками мира – Гарвардской, Вашингтонской, Атлантического союза, Британским музеем, – минуя человеческих или сетевых посредников. Да, и еще – уникальная возможность прямого доступа к личной библиотеке Босса, которая располагалась прямо передо мной. Я легко могла бы читать его переплетенные бумажные книги на своем терминале, если бы захотела, даже не вынимая фолианты из их азотной среды, переворачивая страницы простым нажатием клавиши.
Этим утром я быстро просматривала каталог библиотеки Туланского университета (одной из лучших в Республике Одинокой Звезды), пытаясь найти историю старого Виксберга, когда по перекрестной ссылке наткнулась на описание спектральных типов звезд и… не могла от нее оторваться. Я не помню, в связи с чем там была приведена эта ссылка, но они попадаются и по самым невероятным причинам.
Я все еще читала трактат об эволюции звезд, когда меня отвлек профессор Перри, предложив сходить пообедать. Мы пошли, но перед этим я быстренько набросала для себя заметки о том, какого рода математические пособия мне понадобятся, – астрофизика захватила меня, но чтобы хоть чуть- чуть разобраться в ней, нужно знать ее язык.
В этот день я позанималась еще немного старым Виксбергом, по сноске попала на «Плавучий театр», музыкальную пьесу, посвященную той эпохе, а остаток дня провела, глядя и слушая бродвейские мюзиклы тех счастливых лет, когда Северо-Американская Федерация еще не раскололась вдребезги. Почему, интересно, сейчас уже невозможно писать такую музыку? Наши предки умели веселиться! Я одну за другой просмотрела «Плавучий театр», «Принца-студента» и «Мою прекрасную леди» и отметила для себя еще десяток подобных, чтобы просмотреть их потом (это и называется «ходить в школу»?).
На следующий день я решила как следует заняться изучением серьезных предметов, в которых мало разбиралась, – я резонно решила, что, как только мои преподаватели (кем бы они ни были) утвердят мой учебный план, у меня не останется времени для вещей по моему выбору. Еще бы! Прежние тренировочные курсы в системе Босса отнимали у меня куда больше двадцати четырех часов в сутки. Но за завтраком моя подруга Анна спросила меня:
– Фрайди, что ты можешь сказать мне о влиянии Людовика Одиннадцатого на французскую лирическую поэзию?
Я растерянно заморгала ресницами.
– Это как приз в лотерее? Для меня «Людовик» звучит как название сыра. Единственный французский стишок, который я знаю, – это «Мадемуазель из Армантьера», но он, наверное, не в счет…
– А профессор Перри сказал, что об этом надо спросить именно тебя.
– Он просто разыграл тебя, – пожала я плечами и пошла в библиотеку. Там я сразу наткнулась на старика Перри, он поднял на меня глаза от консоли.
– Доброе утро, – вежливо поздоровалась я с ним. – Анна сказала, что вы послали ее ко мне, спросить про влияние Людовика Одиннадцатого на французскую поэзию.
– Да-да, конечно, но… Вы бы не могли сейчас не мешать мне? Тут очень хитрый кусок программы… – Он опустил голову и вычеркнул меня из своего
