– Нет, я голубь.
– Готов поспорить, вы человек.
Старуха расхохоталась так, что свалилась со скамейки, и голубь тут же сел ей на голову.
К ним подошла другая старуха, с лицом сморщенным, словно грецкий орех.
– Не обращайте внимания на Джейни. Она перебрала хересу. Рождество же.
– Может, вы миссис Добрингс?
– Нет, – ответила старуха. – Миссис Добрингс в тюрьме. Угодила туда вместе со своей бандой воровок. Их поймали на краже рождественского пудинга.
Отец Рождество кивнул. Внутри заворочался червячок беспокойства, но он отогнал его прочь. Амелия бы не стала воровать.
– Я ищу девочку по имени Амелия. Амелия Визарт.
– Не слышала про такую.
Соборные колокола вдруг начали звонить. Они спугнули голубя, который сидел на голове у старухи. Птица улетела, а старуха вновь залилась смехом.
Отец Рождество пересел на другую скамейку, поближе к реке. Вырванные из времени волны Темзы молча ждали, когда до них долетят застывшие снежинки.
Девочка пропала год назад. Она могла быть где угодно. Год назад! Неслучайно тогда же исчезла надежда! И напали тролли! И померкло Северное сияние. Это как-то связано…
Отец Рождество закрыл глаза и постарался собраться с мыслями. Но они никак не желали собираться. Он открыл глаза и подумал, как красива река.
Вдруг ему на ум пришли слова, сказанные когда-то Отцом Топо.
Волшебство повсюду, нужно только знать, где искать.
– Волшебство повсюду, – повторил Отец Рождество для самого себя.
А там, где есть волшебство, есть и надежда. Он посмотрел на волны, которые снова двигались, будто морщины на старческой коже, и пожелал, чтобы кто-нибудь отвёл его к Амелии. В тот же миг ветер донёс до него новый звук.
И этот звук был мяуканьем.
Кот! Рядом с ним на скамейке сидел кот. Совершенно чёрный, словно выкроенный из ночи.
За исключением белой кисточки на хвосте.
– Погоди-ка, – сказал Отец Рождество. Он уже видел этого кота два Рождества назад, когда разносил подарки. – Я тебя знаю!
Но время снова помчалось вскачь, и кот от него не отставал.
Задрав хвост, он побежал вдоль реки, прочь от собора Святого Павла.
И Отец Рождество последовал за ним.
Даути-стрит, 48
В конце концов чёрный кот остановился перед аккуратной дверью опрятного дома. На большой улице, куда они пришли, было почти безлюдно. Безмолвие рождественской ночи нарушали лишь усатый господин в припорошённом снегом цилиндре и дама в сверкающем платье до пят, с драпировкой до того пышной, что в ней мог бы спрятаться десяток пикси. Эта часть Лондона разительно отличалась от Хабердэшери-роуд. Здесь царили роскошь и спокойствие, словно спокойствие можно было купить только за деньги. Здания были высокими и просторными и стояли на почтительном расстоянии от дороги. Чтобы подойти к парадной двери, требовалось подняться по ступенькам – словно дом рассорился с тротуаром и более не желал иметь с ним ничего общего. Увидев костюм Отца Рождество, разодетая парочка прыснула со смеху. На праздничном вечере, с которого они возвращались, херес явно лился рекой.
– Смотри, он похож на того весёлого старика в красном, который раздавал подарки два года назад, – сказала дама. – Лайонел, не помнишь, как его звали? Рождественский лорд? Мистер Пудинг? Дядюшка Трубс? Отец Толстопуз?
Мужчина весело гоготнул.
Гогот – это особый вид смеха, принятый среди богачей викторианского Лондона. Всем остальным он кажется обычным смехом, смешанным с лошадиным ржанием.
– Ох, Петронелла, ты такая шалунья.
Отец Рождество любил, когда люди смеялись. Даже если они смеялись над ним.
– Счастливого Рождества! – добродушно пожелал он прохожим.
Те радостно пожелали ему того же в ответ. Но тут время вновь начало замедляться, и их поздравление прозвучало скорее как
