железная дорога и дача, которую семейство Ванзаровых так счастливо сняло в мае.
Надо сыскать местечко, чтобы не быть застигнутым врасплох. Но надежного уголка не нашлось. Как не вставай к дереву, все равно окажешься уязвим. Лучшее укрытие – движение. Причем по траве, чтобы шорох битого кирпича, обильно покрывавшего аллею, выдал идущего.
Коллежский советник сошел с тропинки и, старясь не цеплять ветки кустов, мягко двинулся по зеленому пологу, не забывая оглядываться.
За поворотом раздался хруст быстрых шагов. Кто-то изрядно торопился и не думал скрываться.
Родион Георгиевич замер, прикрытый веткой смородины.
На излучину дорожки легла тень. Солнце, ушедшее с зенита, светило неизвестному путнику в спину. Серое пятно выдало невысокий рост. Наконец явился и он сам.
Ванзаров отбросил ветвь и шагнул на тропу войны:
– Что вы здесь делаете?
Путник шарахнулся и в ужасе заслонился тертым портфельчиком. Но уяснил, что повстречал не лесного разбойника, а чиновника полиции, и выдохнул облегченно:
– Фу, напугали…
– Могу ли знать, для чего оказались тут? – строжайше повторил Родион Георгиевич.
– Прибыл, как приказали, – доложил Николай Карлович и поправил сбитый галстук. – Прямо со службы прилетел.
– Каким образом я вас вызвал?
Господин Берс торопливо расстегнул портфель и вынул лист:
– Доставил курьер, прямо на Фонтанку.
– Позвольте…
Под грифом сыскной полиции разместился машинописный текст:
Господин Берс! Прошу вас прибыть к 2-м часам на кленовую аллею, что невдалеке наших дач, сразу за озером. Дело срочное и касается судьбы вашей племянницы. Мне удалось установить, откуда исходит угроза. Требуется ваше присутствие.
Та же рука грубо сфальсифицировала подпись и.о. начальника сыскной полиции. И буковку «а» напечатали как надо – с известной царапиной.
Берс принялся торопливо оправдываться:
– Вчера же сказали, что понадоблюсь… У меня и мысли не закралось… Бросил все и примчался… Меня отпускать не хотели, начало дня… Извозчик десятку содрал…
– Уезжайте немедленно. Здесь может быть опасно: – Ванзаров скомкал письмо и сунул в брючный карман. – Чтоб духу вафего не было! Отправляйтесь домой, заприте дверь и ждите моего визита. Вам ясно? Не задерживаю…
Николай Карлович уставился в землю и заявил:
– Никуда не поеду…
– Что там бубните?
– Остаюсь до конца! – теперь уже гаркнул коллежский асессор, и добавил тише: – С вами… Что бы ни случилось… И гоните сколько угодно… С места не тронусь.
В маленьком чиновнике вдруг открылась удивительная сила воли. Такое, знаете ли, преображение: был никем, а стал всем. Просто другой человек. Родион Георгиевич шагнул к нему:
– Уверены?
– Никаких сомнений! – доложил Берс.
– Силенок хватит?
– Разумеется. Плохо меня знаете!
– В таком случае… Позвольте пожать вафу храбрую руку!
Николай Карлович расцвел, как барышня, и скрестил ладонь в мужественном рукопожатии. Ванзарову даже пришлось мягко вытаскивать кисть.
Берс немедленно приосанился, ухватил портфель и осмотрел растительность. А Родион Георгиевич тихонько потер подушечки пальцев, словно купюры пересчитывал.
– Кого ждем-с? – деловым тоном осведомился Николай Карлович.
– Наверное, уже никого. – Ванзаров улыбнулся одной из самых приятных улыбок, когда пышные усы встают кошачьим хвостом. – По правде говоря, надеялся увидеть убийцу.
– Только предполагаете, кто он? Вчера, кажется, уже знали…
– Знаю его под псевдонимом «Антон Чижъ».
– Автор уголовного романчика? – изумился Берс. – Не путаете?
– Ничуть. У меня есть его портрет.
– Не может быть! Покажите!
Из глубин явилась помятая фотография и была предъявлена любопытствующему чиновнику.
– Но позвольте, здесь только князь да Петр Александрович… – с сомненьем проговорил Берс.
– Гляньте вот сюда… – Палец коллежского советника уткнулся в нижний уголок снимка.
– Где?
– Да вот тут, отражение в крохотном зеркальце…
Берс приблизил карточку, покрутил так и эдак и признался, что ничего не находит.
– По-моему, там вообще нет никакого зеркала, – закончил он.
– А вот я вижу то, чего нет на самом деле.
В лице Николая Карловича случилась перемена: исчезло мягкое и чуть глуповатое выражение, даже милые морщинки у глаз как будто разгладились.
Среди кленовой аллеи стоял все тот же мелкий чиновник в потертом сюртуке и с нелепым портфельчиком, но стал он другим. Налетел легкий, уже осенний ветерок.
– О чем это вы? – спросил Берс незнакомым, ломаным голосом.
– Разве не ясно? Такой умница, а простых вещей не понимаете… – Ванзаров укрыл от греха подальше драгоценный снимок. – Так здравствуйте, Антон Чижъ…
Коллежский асессор быстро отступил.
– Не бойтесь, у меня ни оружия, ни ручных цепочек, – совершенно спокойно признался Ванзаров. – И поединков устраивать не намерен.
– Как узнали? – Берс цепко следил за каждым движением спутника.
– Ну, начать с бани… – Родион Георгиевич сорвал листик и понюхал: уж небо осенью дышало. – Не верю в приведения, стало быть, соверфить нападение на господина Берса мог только один человек: господин Берс. Окунулись в лохань с кипятком, упали на пол и давай играть сценку. Только ведь не учли, что лежать надо на спине, так бы дуфила опытная рука, а вы на животе кувыркались, потому что кожа саднила после кипятка…
– Дальше…
– Любовь к пифущим мафинкам. Ладно, отправили письмецо мне, так ведь сколько еще! И барону Фредериксу, и статейки в «Новое время», и приказы передать труп в академию, и записку от покойного Выгодского, да и нынефнее приглафение…
– Не вижу, при чем здесь я.
– Логика простая, – Ванзаров отпустил листок по ветру. – Во-первых, когда я попросил напечатать слово «аякс», так резво бросились исполнять, что сомнения отпали – умеет. Откуда навык? В присутствии у вас мафинки нет, вам полагается документы расписывать пером. И все же умеете. Я в этом окончательно убедился только что, как руку пожал: подуфечки-то вафи с мозольками. Такие зарабатывают, когда сутками стучат по клавифам старенькой мафинки, у которой и буквы потерты. Например, на «а» – трефинка.
– Да, это промах. – вдруг согласился Берс. – Чему еще поучите?
– Логике… В бане не признали Петра, потом оправдались очками, дескать, не вижу дальфе своего носа. А в тенистом лесу так внимательно разглядывали фото, что про очки и забыли. Отсюда вывод: врал господин чиновник, что не знает Петра, врал, что слаб глазами, а значит, скрывает, что знает куда больфе. Например, о содалах.
– Занервничал в Соболевских, сам не знаю что нашло… И нападение глупо разыграл… Но, прошу вас, продолжайте… Доставляете истинное удовольствие.
Ванзаров слегка поклонился.
– Не меньфее, чем вы… – светски парировал он. – Ефе логика. Я как выфел из особняка князя, так и ляпнул: «знаю, кто убийца». Вам о трех трупах известно, так ведь? Но вот незадача: не интересуетесь вовсе, о чьем убийце фла речь. Что бы спросил непричастный? Он бы спросил: «Убийца кого?» Что из этого следует? Только два вывода: или, знаете каждого из убийц, или все сделал один человек, который вам хорофо знаком.
– А ведь верно, – усмехнулся Берс – Подлая деталь. Но четыре промаха еще не улика?
– Опять вступает Сократова логика. Николай Карлович находит у себя на столе роман, написанный «Антоном Чижом» и неизвестно как изданный. Он дает прочесть племяннице, барыфня горит желанием познакомиться со мной и служить сыфиком. Я, натурально, отказываю. Что в остатке? Господин Берс познакомился со мной. А почему же он не хочет знакомиться на даче, ведь это так просто? А потому, чтобы моя супруга не обмолвилась, про Петра Александровича Ленского или случайным смущением не выдала его. Что для этого надо? Чтобы я не разговаривал с супругой, а лучфе всего не появлялся на даче. Как этого добиться? Уверить меня, что я рогат. Дальфе ссора и разрыв. Пусть временный. Кому это выгодно? Только господину Берсу. А зачем господину Берсу это надо? Чтобы лично помогать в розыске убиенного князя. На правах недавнего знакомого.
– Поразительно, как просто! – с легкой досадой сказал Николай Карлович.
– Но это ефе не все! – Родион Георгиевич опять нанес урон природе, оборвав ягодку ежевики. – Господин Берс прилагает героические усилия, мы за день ловим преступника, и тут Менфиков гибнет так, что и не придумаефь – словно на него морок навели. Как такое возможно? Пока нет ответа. Но идем дальфе.
