спокойно-властного. Бен отпустил ее руку, и на его лице появилось выражение удивленной печали – видимо, он понял, что упускает заодно и контроль над ситуацией. Он мог спорить с Харпер, но не с сестрой Уиллоуз.
Бен взглянул на заключенных.
– Тронете ее – любой из вас – и я пущу в ход не
Харпер подошла так близко к Маззу, что ощутила его дыхание: металлический запах свежей крови. Она приблизилась, чтобы осмотреть его розовые зубы.
– Зашивать не стоит, – сказала она. – Но я бы приложила холодный компресс к губам. Что с ногами?
– Я их уже давно не чувствую. Гилберту хуже. Гил еле стоит. – Мазз мотнул головой в сторону второго заключенного, который пока не сказал ни слова. – А у меня руки… в наручниках… затекли.
– Сейчас снимем. Мистер Патчетт?
– Нет. Они останутся.
– Можете приковать их еще к чему-нибудь, если считаете нужным, но нельзя оставлять их в таком мучительном положении. Прекратите. Что бы вы ни думали, это не оправдывает такую жестокость.
– Я расскажу вам про жестокость! – закричал Мазз. – Подвесить нас здесь – это еще ерунда! Слушайте, как мне разбили рот. Ладно, заперли с вывихнутой рукой, ладно, еды и воды не дают, прикорнуть – тоже. Но психанул-то я, когда посрать захотел. А он говорит, что рад мне помочь с этим, как только я начну отвечать на его вопросы так, как ему нужно. Говорит, мне же будет лучше, если из моего рта выйдет наконец что-то полезное. Не хотел его разочаровывать – и плюнул в полицейскую рожу. Он мне врезал. И врезал бы снова, только я двинул коленом ему в живот и повалил на пол. Я что хочу сказать – надрать ему задницу я бы мог и с одной рукой, прикованной за спиной. Буквально.
Бен сказал:
– Тебе лучше заткнуться, пока…
– Пока вы еще раз не ударили пистолетом человека в наручниках, мистер Патчетт? – тихо спросила Харпер.
Бен взглянул на Харпер смущенно и растерянно, как шестиклассник, застуканный над грязными картинками.
– Пока я не выстрелил, – прошептал он. Бен явно не хотел, чтобы заключенный его услышал, но в гулкой металлической комнате хранить секреты было невозможно. – Послушайте, Харпер. Перестаньте. Все было не так. Я приковал их здесь, потому что так проще, а не чтобы мучить их. Полотенце с камнями – только для острастки. А он пытался проломить мне голову. Как отцу Стори. Мне повезло, что я отбился. Как вы можете верить ему больше, чем мне! Подозреваю, это просто гормоны.
– Мне не важно, кто из вас говорит правду, – сказала Харпер. Она пыталась сдержать гнев в голосе.
– Сниму. Но в сортир он все равно пойдет в наручниках.
Мазз ответил:
– Да пожалуйста. Если обещаешь потом вытереть мне задницу. И сразу предупреждаю, брат, похоже, будет жидковато.
– Так вы делу не поможете, – вмешалась Харпер.
– Понял. Извините, мэм. – Мазз потупил взгляд, но улыбка тронула углы его губ.
– А вы? – спросила Харпер молчаливого. – Гилберт. Вам нужно в сортир?
– Нет, спасибо, мэм. У меня запор. Я не снимал штаны уже несколько дней.
Последовало молчание, а потом Харпер расхохоталась. Не смогла себя сдержать. И даже не могла толком сказать, что тут такого смешного.
– Гилберт. А как ваша фамилия?
– Клайн, но зовите меня Гил. Туалет мне не нужен, но я готов сознаться в любых преступлениях за жратву.
– Не беспокойтесь, – послышался голос Рене Гилмонтон. – Мы не оставим вас голодным, мистер Клайн. И не нужно уголовщины.
Харпер повернулась и увидела Рене в дверном проеме. Та продолжала:
– Впрочем, не знаю, откуда здесь возьмется аппетит. Фу, как воняет. Это лучшее место, что мы можем им предложить?
– Господи, – пробормотал Бен. – Сначала она, теперь вы. Простите, что в нашем странном «Хилтоне» нет комнат, подходящих для неудавшегося убийцы и его подручного. Вы-то что тут делаете? Вам полагается спать. Выходить в дневное время запрещено. Правила не зря писаны.
– Девочки хотят знать, что там с отцом Стори, а в лазарете Харпер не оказалось. Я подумала, что она скорее всего в кафетерии. Я могу чем-то помочь?
– Нет, – отрезал Бен.
– Да, – ответила Харпер. – Этому человеку нужен холодный компресс на лицо, чашка горячего чаю и поход в туалет – не обязательно в таком порядке. Обоим нужно позавтракать. И вы правы, это слишком грязное место для них. В лазарете есть две свободные койки. Мы должны…
– Не обсуждается, – сказал Бен. – Они останутся здесь.