пришел в движение. Ну, в подобие движения. На ходу я утешался мечтами о болеутоляющих порошках и лекарственном сне. Я заслужил его.
Мы с Келлзом беседовали еще пару часов, перетирая страхи и планы и отметая больше, чем оставляя. Прямо как в добрые старые времена. Я не осознавал, как тосковал по этим редким встречам, пока они не случались.
Это ведь Келлз привел меня в Круг. Он заметил меня в Десяти Путях и решил, что из меня может получиться нечто большее, чем рядовая Отмычка. Он научил меня Широкому Носачеству выверенными вопросами, случайными поручениями и дозированным просвещением по мере моего роста. Тогда я ничего не понимал, но с годами намеков хватило, чтобы сообразить: Келлз меня пестовал. И не только как Широкого Носа – он видел потенциал и для Длинного.
Именно поэтому я не работал на него официально в те времена, хотя не раз просился. Свяжись я с ним у всех на виду, Никко не взял бы меня под крыло. «Будь-ка ты независимым», – говаривал Келлз. И я послушался, потому что он вытащил меня из Десяти Путей, выучил на Носа и был одним из самых светлых умов преступного мира. А самое главное, он неизменно был рядом и верил в меня, когда другие отворачивались.
И вот мы судили и рядили в его кабинете, пока он не велел мне выметаться. Я не сомневался, что Келлз уже что-то придумал, но делиться со мной не спешил, и правильно делал. Меньше знаешь – меньше сболтнешь: премудрость общения с Длинными Носами.
Что касалось меня, то заданием Келлза я и так уже понемногу занимался, пытаясь удержать Никко от войны. Я полагал, что у меня хорошие шансы на успех, учитывая собранный компромат на Шатуна, но и не думал, что мне придется легко. Никко считал, что во всем виноват Келлз, и сразу ломанулся бы его крушить, а я надеялся доказать, что лучше обрушить праведный гнев на Шатуна с Ирониусом.
Я быстро шел по переулку тремя кварталами западнее Десяти Путей, проигрывая сценарии в затуманенной голове, когда из тени донесся голос:
– Ты ищешь Ларриоса.
Густой и мягкий голос, похожий на хороший коньяк. Я моментально присел, держа наготове кинжалы. В проулке было слишком тесно для рапиры. Я поискал в тенях источник голоса, но сверху падал свет, чересчур яркий для ночного зрения.
Голос был смутно знаком.
– Был такой звон, – ответил я.
Я два дня как пустил об этом слух, но не ожидал, что на него так быстро откликнутся. Ларриос запомнился мне Кентом, умеющим бесследно исчезать, когда надо.
Во мраке передо мной возникло движение и материализовалась фигура. Высокий – это все, что я мог сказать об этом типе. Прочее скрывалось под длинным черно-серым плащом с капюшоном.
– Обойдется дороже, чем в прошлый раз, – сказал он.
– В прошлый раз? – переспросил я.
Он находился в пяти шагах, когда из-под плаща появилась рука в перчатке и что-то небрежно бросила. Монета тускло блеснула на солнце. Медная совушка звякнула, пару раз подпрыгнула и закатилась между булыжников в затянутую слизью лужицу… чего-то у меня под ногами.
Человек хохотнул, и я вспомнил. Тот самый малый, что навел нас с Деганом на Молчаливую Элизу, когда мы впервые прибыли в Десять Путей.
– Заплачу больше, если отведешь меня к Ларриосу, – ответил я. – Намного больше.
Капюшон согласно склонился.
– При условии, – добавил я, – что это будет цельный Ларриос, а не частями. Покойник мне ни к чему.
– Это твоя забота, – отозвался он. – Я помогу найти его. За вид не отвечаю.
– Ты знаешь, где он?
– С большой вероятностью.
Я нахмурился:
– Это расплывчато. Неопределенность стоит меньше.
Плечи под плащом приподнялись и опустились:
– Дай мне день, и я узнаю подробнее.
– Что именно?
– То, за что ты будешь рад заплатить.
Я убрал кинжалы и сложил руки на груди:
– Ты наглая скотина. Тебе это известно?
– Могу себе позволить. А ты? – ответил он, и я уловил улыбку.
– Я наглая скотина с соколиками, – напомнил я, когда он развернулся.
– Деньги крутизны не добавят.
– Как и дружба с тенями.
Он повторил смешок:
