Революции, станция «красных», с которыми у Ганзы до сих пор терки… Господи, только бы успеть… Только бы его не увезли раньше времени…
…Обогнуть какой-то прилавок, перемахнуть через составленные штабелем пустые ящики… Да расступитесь же, черт бы вас всех побрал!!! Дайте дорогу!!!..
К нужной путевой канаве Квазимодо выскочил, когда дрезина со знакомой фигурой на борту уже въезжала в темную пасть туннеля, ведущего к Таганской.
– КРЫ-Ы-ЫС!!!
– КОСТЯ!!!
Подхватившийся с места Марк (цепь тут же натянулась и отбросила его назад, маскирующая оковы накидка свалилась) оглянулся и увидел, как из череды беломраморных арок выскочила знакомая тонкая фигурка и, лавируя между всевозможными препятствиями, кинулась по платформе вслед за увозящей его дрезиной.
– А ну, сядь на место, крысеныш! – вцепился в него охранник.
Его скрутили и придавили к сиденью, чтоб не рыпался. И Марку оставалось только давиться злыми слезами и в безнадежном отчаянии смотреть, смотреть, как птицей слетает на пути гибкая худая тень, как вдруг вскрикивает, неловко надламывается и бессильно падает на рельсы, схватившись за подвернутую ногу.
И тогда, собрав все силы и стряхнув с себя руки конвоиров, О’Хмара снова вскочил и, повинуясь какому-то мгновенному наитию, закричал, глядя в сторону удаляющегося светлого пятна:
– КОСТЯ, Я ВЕРНУСЬ ЗА ТОБОЙ!!!
Глава 22. Форс-мажор
Дрезина, деловито тарахтя мотором, катила все дальше и дальше по Кольцу. И все ближе и ближе становилась конечная точка путешествия Марка. Возможно, даже и жизненного.
Думать об этом совсем не хотелось, но навязчивая мысль так и билась в висках в такт мерному колесному перестуку.
На мотовозе, кроме пленника, двух его охранников и машиниста с помощником, больше никого не было – Мазюков раскошелился на частный рейс вне графика. Недовольные пассажиры на Курской побухтели, побухтели, но возражать влиятельному ганзейскому дельцу никто не посмел. Проще и безопаснее было заткнуться и смиренно дожидаться следующего «автобуса».
Памятуя поговорку «тише едешь – больше командировочных получишь», Мазюков велел своим верным псам везти ценного мутанта в Полис самым длинным, но вместе с тем и самым безопасным путем. Сперва – «автобусом» по внутреннему кольцу до Киевской, затем им следовало на дрезине Арбатской Конфедерации добраться до Смоленской, а там уж до цели – рукой подать, всего один охраняемый переход. Рисковать Мазюков не хотел.
Позади осталась нарядная Таганская с ее устремленными ввысь, похожими на наконечники копий, лазурно-белыми барельефами. Растаяла светлым пятнышком в темноте геометрически-строгая, почти чопорная Павелецкая с ее массивными кубическими пилонами и четким ритмом прямых линий и углов. Еще один небольшой перегон – и будет Добрынинская, и будет смежная с ней Серпуховская с выходом на Серую ветку…
Марк едва не дернулся от мысли, что вот тут, совсем рядом, рукой подать – дорога к родной станции. К дому! Но тут же поник и сгорбился, бессильно свесив скованные руки между колен. Даже если ему и удастся каким-то чудом сбежать с движущегося мотовоза (цепь была пристегнута к сиденью обыкновенным карабином, он уже успел тайком от «чистых» это проверить), то куда он пойдет такой – оборванный, в цепях, никого здесь не знающий и никому не нужный? Хотя нет – нужный. Но исключительно в качестве ценного товара, который можно захватить, выгодно продать и… забыть о нем. Тем более это Ганза, тут, как выяснилось, на каждом шагу – блок-посты. И даже в боковых технических ответвлениях (Крыс машинально проводил тоскливо- жадным взглядом одно такое, как раз открывшееся по правому борту[18]) устроены сторожевые заставы и ходят регулярные патрули. А если и получится перебраться на Серую ветку и каким-то чудом миновать Полис, то дальше по пути, между прочим, Рейх! Куда таким, как он, лучше вообще не попадать ни в каком виде! Как любил выражаться в подобных случаях Буль, ни живьем, ни тушкой, ни даже чучелком!
Нет, тут если и сбежишь – то никуда не скроешься. Мигом поймают и при самом лучшем раскладе притащат обратно Мазюкову. А что тот сотворит с беглым рабом – даже думать не хотелось!
«И кой черт меня дернул за язык пообещать Косте, что я вернусь за ним? – с горечью подумал скавен. – Ежу ведь ясно, что…»
Впереди замерцало очередное приближающееся световое пятно.
Добрынинская. Такая близкая и желанная калитка к дому…
Калитка – но запертая и недоступная!
…Очень хотелось выть от ярости и бессилия и, словно пойманный дикий зверь, грызть железо кандалов.
На следующей станции – Октябрьской – случилось то, чего никак не ожидали пассажиры «автобуса».
Машинист дрезины, как ему и было велено Мазюковым, не собирался на ней останавливаться – как и на всех предыдущих станциях маршрута. Но по правилам путевого движения ему все равно пришлось замедлить ход. И когда пыхтящий мотовоз выполз из туннеля на свет, к нему тут же устремились четверо одетых в ганзейскую пограничную форму вооруженных людей. Один из них, судя по властному виду и нашивкам – офицер, повелительно махнул
