– С каких это пор меня волнует, что меня могут поймать? – спросил Сидд, наклоняясь и всматриваясь в каждую деталь. – Люди, да? – спросил он, не поднимая головы.
– Похоже на то, – согласился Дарий.
Сидд приподнял крышку чемоданчика и изучил потускневшие белые символы. Пару мгновений он размышлял, а когда наконец пришел к какому-то выводу, то спросил – по мнению Дария, с немного преувеличенным изумлением:
– Тебе не кажется?..
Дарий закивал, несмотря на страх с нетерпением предвкушая момент, когда он произнесет следующее слово:
– Тейлор.
Дарий изо всех сил старался не ерзать на маленьком жестком табурете, который доктор Хайатт предлагал всем редким посетителям святая святых достопочтенного профессора. Молодой инженер впервые находился в этом темном и пыльном кабинете с бесконечными полками вдоль стен, которые, как и столы, были завалены книгами, свитками, планами и научными инструментами – свидетельствами накопленного за века обезьяньего знания. Конечно, все это принадлежало Академии, но этим учреждением с давних времен руководили такие легендарные орангутаны, как Криса, Бисин, Тартус, Зайус. И Хайатт.
Согнувшийся под грузом лет и своего плотного одеяния доктор Хайатт беспокойно расхаживал по своему кабинету, ловко двигаясь между высокими стопками бумаг и книг, не поднимая взора от составленного Дарием плана системы орошения. Если бы не одна деталь, весь план выглядел бы вполне заурядной работой, но деталь эта могла привлечь внимание не только доктора Хайатта, но и администратора общественных работ.
Что же такого необычного было в этом плане? Виной всему был небольшой кусок трубы, который прилагался к схеме и в настоящий момент покоился на куче писем и свитков, разбросанных на письменном столе старого профессора.
Доктор Хайатт резко остановился и сказал только одно слово:
– Да.
Дарий даже слегка подпрыгнул.
– С-сэр?
– Вы утверждаете, что открыли этот… алюминий совершенно случайно? – спросил доктор Хайатт.
– Да, сэр. Точнее, его открыл мой коллега, профессор Сидд. Остатки алюминия в его лаборатории смешались с кремниевой крошкой, и когда он их нагрел до температуры плавления, то образовался сплав, – принялся объяснять Дарий, с трудом шевеля языком в пересохшем рту. – Конечно, чтобы найти верную пропорцию, понадобилось несколько попыток, но когда он показал сплав мне, я подумал, что он идеально подходит для изготовления труб для моего проекта. Это прочный, но легкий материал, хорошо сопротивляющийся коррозии, его легко обрабатывать; поскольку алюминий и кремний встречаются в достатке, то у нас имеется практически бесконечный источник этого материала. А он нам очень потребуется, доктор Хайатт, это я знаю точно. Мы могли бы найти ему столько разных применений…
– Да, – оборвал его доктор Хайатт, благодаря чему Дарий смог перевести дыхание. – Он обладает почти чудесными свойствами. Тем не менее мне хотелось бы поточнее узнать о том, что
То, что у доктора Хайатта возникли подозрения, для Дария не стало сюрпризом. Он заранее подготовился к такому вопросу и сейчас попытался как можно естественнее произнести оправдание, слегка униженно усмехнувшись и избегая взгляда старого орангутана:
– Извините, сэр, но со стороны профессора Сидда это было скорее не вдохновение, а следствие неряшливости. Он воспользовался сосудом, который не до конца очистил.
Доктор Хайатт прочистил горло. Дарий точно не понял, что это – сердитое ворчание или сдавленный кашель, но решил стоять на своем. Как говорится, раз уж поднялся на вершину дерева, то хватай самый верхний банан.
– Будь то вдохновение, или случайность, сэр, но факт в том, что благодаря этому сплаву можно столько всего…
–
– С-сэр? – удивился Дарий.
– Я сказал, что изложенного вами пока что достаточно.
– А что будет с проектом?..
Доктор Хайатт внимательно вгляделся в молодого шимпанзе с выражением, которое Дарий никак не мог определить, и сказал:
– Вам сообщат.
После чего повернулся и принялся разбирать лежавшие на столе бумаги. Дарий нервно сглотнул, встал и как можно тише вышел из кабинета.
Прошло несколько недель, в течение которых Дарий старался ни словом не обмолвиться о своей находке и о том, где он ее скрывает. В своем воображении он уже воспринимал это как преступление, и ему казалось, что каждая идущая мимо горилла и каждый проходящий мимо орангутан смотрят на него с неодобрением, словно обвиняя его. Он укорял себя за глупость и высокомерие – разве можно перехитрить всех этих пожилых мудрецов своими юношескими выдумками. Оставалось только гадать, почему они так долго ждут, прежде чем вывести его на чистую воду.