47-й танковый полк и попал в эту передрягу и всё ещё не мог из неё выбраться. Да и части 4-й танковой дивизии попали бы туда же, и только вбитая в мозг привычка не менять разработанных планов оградила их от этого. А я знал, что такое подготовленная к бою немецкая батарея противотанковых пушек, да ещё усиленная 88-мм зенитными орудиями – вон под Кузней ненамного большие силы, остановили весь 6-й мехкорпус. А на тот момент он имел более тысячи танков. Сейчас половины даже нет, единственное, что опыта стало побольше, и не лезем мы, как стадо баранов, в одну калитку. Больше чем уверен, если продвижение 4-й танковой дивизии будет успешным, то немцы сами уйдут из узла обороны, который сейчас сдерживает части 29-й моторизованной дивизии. Немцы опытные вояки и самоубийц там нет, и когда русские обойдут их опорный пункт, они быстренько его свернут и постараются перетащить пушки, чтобы уже западнее встать на нашем пути. Ага… пускай помечтают, только танки двигаются быстрее, чем тягачи, и с большим удовольствием перемешают с придорожной пылью колонну, в которой двигаются противотанковые пушки. Проанализировав ситуацию, я запретил прямой штурм этого узла обороны и приказал 47-му танковому полку и двум батальонам 106-го моторизованного полка срочно сворачиваться и двигаться за 4-й танковой дивизией, пробившей коридор в немецкой обороне.
После завершения этого сеанса связи я дождался подхода частей 29-й моторизованной дивизии, а затем вслед за ними, в колонне «ханомагов» бронедивизиона, на своём неизменном «хеншеле» двинулся по пробитому ребятами полковника Ветрова коридору вглубь немецких позиций. Трофейный вездеход уже окончательно превратился в передвижной командный пункт. Кроме моей спецгруппы, в кузов я посадил и двух радистов с довольно мощной радиостанцией. Которые периодически связывались со штабом корпуса. Передовые подразделения особо не тревожил, если там сложится экстраординарная ситуация, то они сами свяжутся. А ребята постучат по кабине, чтобы мы могли остановиться и я смог добраться до рации. Можно сказать, что командарм всегда был на связи.
Глава 14
Немцы мёртвой хваткой вцепились в город Острув-Мазовецка. И чёрт бы с ними, пусть там сидят и радуются, что отбили две атаки безумных Иванов, у которых от отчаянья, что попали в Белостокский котёл, совсем крыша съехала. Вместо того чтобы пробиваться к своим, эти безумцы лезут на запад, попадая тем самым в ещё более тесные объятия вермахта. Но зря гитлеровцы так думали, на самом деле наше упорство и пренебрежение к собственным жизням было отнюдь не безумием, это был один из этапов плана наступления, разработанного моим штабом, а если сказать точнее, то стратегическим гением Пителина. Он был убеждён в важности занятия этого населённого пункта для успешного развития всей операции. Вернее, не самого городка, а железной дороги, которая проходила по его северной окраине. Кроме этого, требовалось обеспечить полный контроль над южными пригородами для реализации плана организации огненного мешка. Северную окраину Острув-Мазовецка дивизия Вихрева взяла практически с ходу, потеряв при этом один танк Т-26 и семерых мотострелков, а это любой военный специалист назвал бы великолепным результатом. Ещё бы – достигнуты поставленные командованием задачи этого этапа наступления, при этом понесли совсем небольшие потери. Вот только все эти результаты и потери в конечном итоге оказались совершенно бесполезными. Полотно железной дороги, казалось бы, было под контролем, но пустить поезда по ней невозможно. Да что там поезда, даже довольно быстро двигающаяся мотодрезина была уничтожена артиллерийским огнём фашистов. Дорогой смерти оказались эти несколько километров железнодорожных путей для пятерых красноармейцев. Немцы с занятой ими территории могли вести прицельный пулемётно-артиллерийский огонь на протяжении всей трассы железной дороги, проходящей по городу. И выкурить их с этих во всех отношениях выгодных позиций никак не удавалось.
Может быть, зря я отдал приказ командиру 4-й танковой дивизии полковнику Вихреву ни в коем случае не втягиваться в затяжные бои. И если немцы встали в жёсткую оборону, то не пытаться уничтожить противника, а обтекать образовавшийся узел и гнать вперёд к основной цели наступления – к Варшаве. Узлом обороны займётся 86-я стрелковая дивизия, идущая вторым эшелоном нашего наступления. Ещё вчера это казалось единственно верным решением, а сейчас, когда 86-я дивизия потеряла в уличных боях уже более двух сотен бойцов, а немцы так и не сдвинулись с места, это походило на глупость и самонадеянность командарма. «Мальчишка, стратег хренов, – ругал я себя. – Какого чёрта ты запретил Вихреву ввязываться в уличные бои? Немцы же не ожидали нападения столь мощных сил русских. Да в самом начале штурма, пользуясь элементом неожиданности, несколько танков КВ и Т-34 за пару часов решили бы проблему с этим долбаным городом. А теперь приходится расхлёбывать собственную самоуверенность, что ты большой спец в немецкой психологии». В том, что фашисты, видя большие силы русских у себя в тылу, потеряют голову и бросятся улепётывать от этих ужасных варваров. Моя уверенность в этом строилась на данных, полученных от наших польских союзников, секретной карте, изъятой у Гудериана, и изучению нескольких протоколов допросов пленных немцев. Все эти источники однозначно указывали, что после прорыва фронта боеспособных частей (подразделений первого эшелона) вплоть до Варшавы у немцев быть не должно. Однако солдаты, которые обороняли этот городок, были явно не дилетанты и воевать умели.
Размышления о том, с кем же нам пришлось схлестнуться в этом городе, напрочь разбивали мои представления о качествах немецких солдат. До сегодняшнего дня я делил немецкую армию на две части: профессионалов – отлично подготовленных и обстрелянных бойцов, и обычных бюргеров, одетых в форму вермахта и прошедших начальную военную подготовку. А оно вон как выходило – бюргеры отлично держали удар и, в общем-то, по подготовке превосходили красноармейцев и командиров 86-й стрелковой дивизии. В связи с этим напрашивался очень неприятный вывод – просто так, на ура, нам
