– Ненавижу! – оглушительно ревел обезумевший главарь.
Он вертел саблей перед собой, как пропеллером, совершенно забыл о своей ране и бился действительно словно берсерк, да еще и к тому же двурукий. Самый опасный из воинов. Они одинаково легко могут биться на саблях одновременно обеими руками. Как-то Николай сразу не придал значения тому, что у главаря на поясе висели две сабли. Рана на руке главаря все же должна давать о себе знать. Она кровоточила, и рано или поздно, но силы должны были покинуть его. Но это время все никак не наступало. Напротив, Безголовый только постоянно наращивал темп, и Николаю становилось все сложнее и сложнее отбиваться от него. Даже имея подготовку кандидата в мастера спорта, он еле-еле успевал отбиваться от наседавшего на него противника. Хотя тот и был меньше его ростом, но имел неимоверно плотное телосложение и бычью силу. Каждый его удар саблей болью отзывался в руке Николая. Ему даже было некогда оглянуться назад, а это было очень плохо. Его никто не подстраховывал в этой схватке. Внезапно он почувствовал коварный удар в спину, но его спасла кольчуга московского кузнеца. Удар тупой болью прошел по телу Николая, но тот сжал зубы, вытерпел и, не глядя, нанес удар ногой назад по невидимому врагу. Немного отвлекся, и вот на его голову обрушивается мощный удар саблей, но он чудом успевает увернуться от него. Сзади сдавленно закричали. Значит, его удар ногой пришелся по цели. Тогда Николай тут же ушел в кувырке вниз и из этого положения ударил главаря шпагой по поджилкам ног. Вот они-то у него никак не были защищены. Силач потерял из виду своего противника и удивленно оглянулся назад, но Николай снова в кувырке ушел в сторону, резко в прыжке вскочил и ударом ноги по почкам добил своего врага. Главарь согнулся и повалился на бок на землю. Берсерк в нем умер. Остался лишь раненый боец, но и он не сдавался и даже лежа пытался достать Николая, но это уже было не столь опасно, порезанные поджилки ног не давали ему возможности быстро двигаться, а Николай уже ушел в сторону. В это время сзади на него налетел еще один из разбойников, но Николай по шумному дыханию заранее определил момент опасности и ушел от нее в сторону. Длинный нож татя прошел мимо, а Николай мощно рубанул его по кисти руки. Раздался крик, разбойник выронил нож и схватился за руку. Он скулил, и это был самый громкий звук из слышимых Николаем звуков на поле боя. Он оглянулся. Все – бой закончился. Все тати лежали на земле. Среди них он увидел и двоих своих. Они тоже не двигались и не стонали. Их глаза безжизненно смотрели в голубое небо. Николай пересчитал быстро своих бойцов. Двое убитых, четверо раненых. Один из них тяжело, а другая четверка выглядела вполне боеспособной, если не считать мелких царапин. Но бойцы были измотаны битвой. Они стояли и удивленно оглядывали заваленное окровавленными трупами поле боя. К Николаю подошел молодой парнишка, который до боя лежал рядом с ним в засаде. Посмотрел на корчившегося от боли главаря, потом на Николая и сипло произнес:
– У тебя все лицо в крови, боярин! Ты, случаем, не ранен?
Но Николай и сам еще до конца не понимал, ранен он или нет. Так бывает, что только по прошествии некоторого времени, когда спадет азарт боя, начинаешь чувствовать свои раны.
– Не знаю, подьячий! Отойду от боя, умоюсь, а там видно будет, а пока давай своим раненым поможем да погибших похороним. С недобитыми татями сам знаешь, что делать нужно. А с Безголовым я сам разберусь. Мне этого разбойника в Москву нужно живым на суд к Астению Порфирьевичу доставить, если, конечно, нам удастся этого татя до Москвы живым довезти.
Глава 24
Возвращение
Весь остаток дня ушел на малоприятные действа: хоронили своих, сбрасывали убитых татей в реку. Деревенские охотно в этом помогали. Им ведь в каменоломнях зимой работать надо будет, а на человеческую мертвечину под снегом натыкаться раз за разом людям не в радость будет. Теперь крестьяне себя чувствовали на своей земле уверенно, а то уже и в поле, и в огород даже боялись выйти. Да ведь как земля без ухода-то ежедневного – она ведь что младенец малый, за ней постоянный пригляд и забота нужны. Облазили каменоломню. Нашли разбойничий схрон. Добра оказалось много и всякого. Видно, что хорошо вороги полютовали на земле Московии. Пришлось у старосты телегу да лошадь выпрашивать. С большим скрипом, но все же дал. Пришлось немного поделиться трофеями. Только на следующий день удалось управиться со всеми делами. Главарь разбойников оказался весьма живучим. Николаю удалось остановить у него кровотечение. Безголовый был бледен, слаб, но когда приходил в чувство, то глядел на победителя злобным взглядом и постоянно недовольно шипел. Но Николай не обращал на это никакого внимания. Он с помощью своих ребят уложил его на телегу, на всякий случай, хоть и знал, что главарь убежать не сможет, но покрепче привязал его к телеге. Одного своего тяжело раненного пришлось оставить на лечение в деревне. Но староста обещал, что пригляд за ним будет хороший. На том и сговорились. С телегой, груженной пленным и трофеями, ехали гораздо медленнее, да и своим двум раненым быстрая скачка была ни к чему. Так что в Москву приехали только чуть ли не к закрытию ворот. Стража, увидев Николая с его ранеными бойцами, только сочувственно сопроводила их взглядами, но никчемных вопросов не задавала. Даже на пленного разбойника особо не обратили внимания.
Когда Николай подъехал к Разбойному приказу, то на его высокое крыльцо их вышел встречать сам Астений Порфирьевич. Он вздохнул и грустно покачал головой. Николай же спрыгнул с лошади, подошел к главе Разбойного приказа на крыльцо и поздоровался.
– Вижу, побили вас изрядно вороги! – недовольным голосом произнес боярин. – Что ж, так людей моих не за что положил-то? Троих среди вас не вижу. Кто у меня в приказе работать-то будет?
– Двоих мы в деревне схоронили, а одного, тяжело раненного, везти обратно я не решился. Мог он дорожной тряски не выдержать. Староста деревни обещал должный уход за ним. Четверо целы и невредимы, а один еще – легко раненный. Всего мы тридцать шесть разбойников у пещер положили, а нас –