Мне тоже было жаль девушку. Особенно в те секунды, когда мой взгляд падал на Пришу, которая в знак траура надела белое сари, а на шею повесила погребальный венок. Она прощалась со своим ребенком, прощалась навсегда, отрекалась от нее, и в то же время я видела, как горит от боли ее душа, как щиплет ее глаза от слез, как побледнела ее кожа и как дрожат ее тонкие красивые руки.
– Ты можешь видеться с ней, когда захочешь. – Альваро положил ей руки на плечи и попытался увещевать, но та резко качнула головой:
– Не смогу.
– Это твой ребенок. Что бы она ни сделала – это не ее вина. Это ты и я недосмотрели. Это наша вина. Смотри, я не отрекаюсь от нее. Я просто хочу проучить ее, дать ей возможность получить прощение, заслужить его. И ты дай.
– Это против наших правил. Она предала не только тебя. Она меня предала.
– Приша, – вмешалась я, будучи больше не в силах наблюдать за этой душераздирающей сценой, – неужели твое материнское сердце не дрогнет? Пожалуйста! Даже я не так сержусь на нее, как ты.
– Ты и не должна сердиться на нее так, как я.
Женщина жестом дала понять, что разговор окончен, затем быстро смахнула с лица слезинку и вновь выпрямилась, пронзая даль невидящим взглядом.
И вдруг по шеренге слуг прошелся шепот. Все повернули головы в сторону входной двери – оттуда в легком дорожном платье, с красными от слез глазами и маленьким несессером в руках появилась Тара.
Она окинула присутствующих полным мольбы взглядом, а затем бросилась в ноги к матери, ухватилась рукой за подол ее наряда и начала что-то причитать на хинди. Приша оставалась непреклонна. Ни один мускул не шелохнулся на ее лице.
Поняв, что стенания не помогут, девушка поднялась и медленно, втянув голову в плечи, поплелась к лестнице.
У первой ступени ее остановил Альваро. Он слегка тронул ее за плечо, заставив девушку обернуться.
– Я обещаю тебе, она простит. Я привезу ее к тебе.
– Спасибо. – В глазах Тары загорелся огонек надежды. – Вы простите меня?
– Я сделаю для тебя все, что в моих силах.
Альваро кивнул, и она молча продолжила свой спуск к карете. Я еще никогда не видела человека, который вынужден покинуть дом, но теперь знала, что ни за что на свете не хотела бы оказаться на ее месте. Тара спускалась сгорбившись, как-то сразу постарев, едва переставляла ноги, точно побитая собака, которая уползает в свою конуру с единственной мыслью – еще раз поласкаться у ног хозяина.
Когда за девушкой захлопнулась дверца кареты и экипаж тронулся с места, зашуршав колесами, Приша упала на колени.
Она держалась из последних сил во время проводов дочери, изображала из себя каменную статую, неприступную крепость, горделиво задирала подбородок и даже не посмотрела Таре в глаза. Но теперь она сняла маску. Приша закрыла лицо руками и заплакала. Ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий. Несколько горничных склонились над ней и начали успокаивать, оглаживая спину.
Я больше не могла выносить это зрелище. Мое сердце рвалось на части. Ошибку совершила Тара. Она предала человека, ставшего ей отцом, но больно почему-то в этом доме было абсолютно всем.
Я посмотрела в окно первого этажа. Зола стояла там, не прячась, держа в руках чайную пару. Ее лицо было серьезным. Если бы я не узнала ее, то подумала бы, что она специально не вышла провожать девушку, торжествуя, радуясь своей победе и злорадствуя над проигрышем Тары. Но это было не так. Ей тоже было невыносимо больно. За годы, проведенные в этом дворце, они стали семьей. Эта глупая девчонка стала ей роднее, чем собственные отец и брат. И ей было труднее всех, ведь это она вывела ее на чистую воду, подписав тем самым приговор быть изгнанной.
Увидев, что я смотрю на нее, Зола прикрыла глаза, давая понять мне, что знает, как мне плохо. Я с благодарностью кивнула ей в ответ. Через секунду она скрылась за широкой белой шторой.
Скорее всего, она отправилась в свой будуар, чтобы разжечь ароматные угли и помедитировать.
Альваро тем временем помог Прише подняться.
– Если хочешь, мы еще можем догнать ее. Поедешь с ней?
– Нет, – отрезала женщина.
– Хорошо. Идем. Я отведу тебя в твою комнату. А потом прикажу, чтобы тебе принесли каркаде.
Приша оперлась о его руку, и они вдвоем медленно вошли во дворец. Я же поспешила покинуть это место, наполненное тягостной энергетикой, и бросилась бегом к заднему двору через арку в стене, увитую плющом.
Оказавшись во внутреннем дворе, я не заметила, как ноги сами принесли меня в ту самую часовенку, в которой я вышла замуж. Внутри было пусто. Царил полумрак, в воздухе витал едкий запах горячего воска и свечного дыма.
Я опустилась на колени перед распятием и начала молиться, прося Господа смилостивиться над заблудшей овечкой Тарой и даровать ей и ее матери радость воссоединения. Еще я попросила прощения. На душе стало легче.
Неожиданно за спиной прозвучал незнакомый мужской голос:
