– Я состоял при его дворе аптекарем.
– И вы утверждаете, что знаете человека перед собой? – Обвинитель по-птичьи наклонил голову и посмотрел на Берне испытывающим взглядом.
– Это инфант Альваро. Единственный сын покойного короля! Могу поклясться на Библии! Он как две капли воды похож на короля Хуана II!
Зал зароптал. Со всех сторон послышались ахи и охи. Кто-то начал просить воды, кто-то открыть окно. Внутри действительно стало невыносимо душно – не только от спертого воздуха и свечного дыма, но и от количества лжи и подлости. Я вновь раскрыла веер и принялась обмахивать себя, пытаясь собрать в кучу разбежавшиеся в разные стороны мысли.
– Предатель! – взревел Филипп, который так яростно сжимал балюстраду балкона, что мне казалось, будто я слышу треск ломающегося дерева.
– Судя по этой реплике его величества, мой кузен не опровергает показания своего придворного аптекаря, – сказал Альваро, расплывшись в довольной ухмылке.
– Хорошо. Мы занесем это в протокол, – заявил председатель суда, утирая платком пот со лба. Ему, судя по всему, тоже требовался свежий воздух.
– Также я хочу подать жалобу на короля! – продолжил граф. – Филипп похитил моего племянника – сына моего брата Жана и герцогини Гарибальди – и держал его в плену много лет! Но он не учел одного – мы подменили ребенка! Настоящий принц Альбос в зале!
Люди в зале начали озираться вокруг, ища глазами принца. Я заметила, что с одной из лавок встала семья – простые горожане с ребенком лет семи- восьми. Они взяли мальчика за руки и повели к лобному месту.
– Но подтверждает ли это герцогиня Гарибальди? – спросил судья, наблюдая за тем, как к столу приближается странная троица.
– Подтверждаю! Он отнял у меня мужа и сына, посчитав его опасным конкурентом в борьбе за трон! Я долгие годы проливала слезы по своему ребенку! Но теперь этому пришел конец!
Эхо разнесло по залу голос королевской тетки. Она встала с места и ринулась к балконному ограждению. По ее лицу текли слезы, а тело сотрясали рыдания. Мальчик внизу поднял глаза на мать, и я увидела, что он тоже плачет, смахивая с лица слезинки. Мое сердце разрывалось на части. Хотелось прямо на этом месте задушить Филиппа собственными руками. Но он заслужил наказание пострашнее смерти. Народ сам разорвет его на части!
– Сын! Родной мой! Душа моя! – Герцогиня сорвалась с места, как раненая лань, и бросилась по лестнице вниз. Спустя несколько минут ребенок исчез в многочисленных складках ее платья.
Она прижала его к себе и никак не хотела отпускать, приговаривая что-то и оглаживая его по голове.
– Смерть королю-убийце! Смерть разлучнику! – взревел зал.
Люди начали прорываться к дверям на лестницу, и королевским гвардейцам и людям Альваро с трудом удавалось удерживать их натиск. Внутри началось настоящее безумие. Я повернула голову и увидела, как Филипп пятится к окну, осеняя себя крестным знамением и бормоча что-то под нос.
– Помимо прочего, у меня есть письма грандов, которые клялись в верности королю Альфонсо II после свержения моего отца! Это и есть доказательство заговора! – продолжил Альваро, достав из кармана пачку бумаг, которую его люди положили на судейский стол.
Вдруг слух уловил звук бьющегося стекла, а затем глухой удар где-то снаружи. Я повернула голову и увидела, что окно, к которому шел Филипп, разбито, а сквозь него внутрь доносятся крики людей.
– Выбросился! Король выбросился! – с трудом удалось разобрать мне.
Внезапно двери в зал заседаний открылись и внутрь вбежало несколько людей, наперебой кричащих одну фразу:
– Филипп IV выбросился из окна!
Эпилог
Утро выдалось на удивление погожим. По небу летели белые пушистые облака, солнечные лучи играли на зеркальной поверхности луж, с деревьев разноцветной стайкой сыпались листья, которые подхватывал легкий ветерок, кружа их в воздухе, чтобы затем плавно опустить на землю.
Я укуталась в шерстяную шаль и с грустью посмотрела вниз – там у крыльца кипела деятельность. Слуги сновали из дома на улицу и обратно, вынося коробки и мешки. Контролировали этот процесс Джонс и Альваро.
Герцог Альба наотрез отказался переезжать в королевский дворец, устроив там лечебницу и приют для страждущих. Я была благодарна ему за это решение, поскольку прикипела душой к особняку герцогини Гарибальди, который она любезно преподнесла нам в качестве подарка на коронацию.
Но теперь этот дом давил на меня, хотелось выбежать на улицу, схватить мужа в охапку и бежать подальше от столицы, до самого родового имения, где нас поджидали матушка Августа, которая решила построить неподалеку еще один монастырь, и герцогиня, захотевшая отдохнуть от столицы и двора вместе с вновь обретенным сыном.
Грусть острой иглой кольнула меня в самое сердце. От тоски щемило в душе, а в голове не утихали нехорошие мысли. Плохое предчувствие не покидало меня с того момента, как Альваро сообщил мне о своем решении лично навестить изгнанного из королевства Филиппа на острове Форментера во время очередного подвоза ему продуктов и предметов личной необходимости. Он заявил, что, несмотря ни на что, этот негодяй остается его кузеном и он должен убедиться, что его жизни ничего не угрожает.
«Пусть живет! Пусть живет, снедаемый муками разочарований и разбитых мечтаний! Пусть живет, терзаемый совестью и раздираемый на части растоптанной гордыней! Пусть живет в забвении! Такая жизнь хуже смерти, Фике! И все же – пусть живет!» – заявил он мне однажды вечером за
