Сама она тоже была бледна. И почему-то Женька чуяла, что бледность эта – не оттого, что Галина Васильевна боится мертвецов… нет, ее страх иного свойства.
– Стопочку, – канючил Игорек, бросая на Женьку внимательные злые взгляды.
– Полиция приедет и…
Владлен Михайлович осматривал тело, не прикасаясь к нему. Мертвый Сигизмунд улыбался.
Безумие.
– Идем, деточка, – очнувшись, сказала Галина Васильевна. – Нам действительно здесь делать нечего.
И тихо, очень тихо, добавила:
– Больше нечего…
Спорить Женька не стала. Ничего. Ольгу она выдержит… как-нибудь.
Полиция приехала лишь под вечер. Тело забрали, задавали вопросы, и Женька отвечала со всей возможной честностью… но что она могла сказать?
Ничего.
С покойным знакома, да, но знакомство это недавнее и не самое приятное. Кота вот подбросили… и по глазам видно, что происшествие это, для Женьки ужасное, ничего-то не значит в глазах усталого полицейского, которому было жарко, тоскливо и хотелось домой.
На все вопросы он отвечал одинаково:
– Разберемся.
Но Женька ему не поверила. И кажется, не только она.
– Разберутся они, – пробурчала Галина Васильевна. – Конечно… найдут кого подходящего и…
Она бессильно махнула рукой и, поглядев на Вовку, сказала:
– Уехал бы ты… от греха подальше.
– Ба! – возмутился Вовка. – Ты чего? Я этого козла пальцем не тронул. Ну нет, пальцем тронул, но… я ж ничего ему!
– Уезжай, – упрямо повторила Галина Васильевна. – Или не понимаешь, что за вашу свару и зацепятся? Ты конфликтовал? Конфликтовал. И значит, повод имел… и зачем еще искать, когда удобная кандидатура имеется. Женечка, хоть ты ему скажи.
– Она права, – Женька покосилась на Ольгу, которая сидела в углу, отвернувшись к иконам, будто разглядывая их, но на самом деле определенно думала о чем-то своем, Женьке недоступном. – Боюсь, что когда станет известно о… о том, что вы ссорились, то… зацепятся.
– Тем более, никуда не поеду.
Вовка отличался редкостным упрямством. Он руки на груди скрестил, набычился, прижав подбородок к шее. И побледнел даже.
– Или ты думаешь, что я его…
– Не думаю, – ответила Женька, глядя в глаза. – Зачем тебе убивать?
– Тогда остаюсь.
– Вовка, это глупо!
– Нет, – он мотнул головой. – Сами посудите. Бежит тот, кто виновен. Да и… куда? В городе они меня найдут. А за границу прятаться пока рановато. Нет уж, бегать смысла нет… зато есть – остаться.
– Зачем?
– За шкафом, баба Галя! Ну ты как маленькая. Сегодня Сигизмунда порешили, а завтра, глядишь, к тебе заглянут. И я что, уехать должен?!
От Вовкиного рева задребезжало стекло в буфете. А Ольга скривилась и бросила:
– Не ори.
Ее не услышали.
– А давай, может, ты в город вернешься? – почти миролюбиво предложил Вовка. И переведя взгляд на Женьку, добавил: – Или ты.
Женька покачала головой: возвращаться ей некуда. Ей бы продержаться хотя бы месяц. Нет, может статься, что за месяц драгоценный не успокоится, но попытка – не пытка.
– А я вот вернусь, – Ольга потянулась. – Знаешь, Вова, мне неприятно это говорить, но я устала от постоянных скандалов.
– Ты устала? – Вовка без сил рухнул на диван, выглядевший достаточно прочным, чтобы не рассыпаться под немалым Вовкиным весом. – Ты ж их постоянно и закатываешь!
– С тобой просто невозможно дня прожить, чтобы не поссориться. Ты меня не слышишь, – Ольга достала из ридикюля расческу и спокойно, отрешенно даже, расчесывала волосы. – Я говорю одно, ты делаешь другое. Так нельзя, Вова…
Женька поднялась. Ей меньше всего хотелось присутствовать при выяснении отношений, но Галина Васильевна покачала головой и указала на стул: сиди, мол.
