…куда подевалась та девочка шести лет от роду? Куколка ряженая, которая и ногами-то не ходила — носили, чтоб, не приведи Божиня, не переутомилася. И солидная баба с усиками над верхнею губой называла ее лялечкой.
Тягала на руках.
Порой и на плечо усаживала, чтоб лялечке лучше видать было.
…переменилась. Нет, Арей не знал, что это будет именно она. Как-то вылетело из головы, что Мирослав Батош-Жиневский в отцовском доме частым гостем был. И дочь свою приводил.
— Верю. — Она выдохнула и рот ладонью прикрыла. Оглянулась на девку. — Ты меня заберешь?
И взгляд такой…
…у той девочки из памяти Арея не могло быть подобного взгляда. В нем надежда отчаянная. И еще страх, что надежда эта зряшняя. И все же…
…та смотрела с ленцою, с обидою, будто подозревая, что Арей всенепременно отберет куклу ее с парпоровым личиком. Или пряничек. Или бусики.
…отец говорил:
— Развлеки гостьюшку, — и кланялся девчонке, будто бы и вправду именно она была дорогою гостьей, а не приложением к Мирославу.
Того Арей тоже запомнил.
Высокий бледный мужчина, будто бы больной, но отец, когда Арей спросил, уверил, что бледность сия — исключительно от учености…
Девка за спиною закхекала. И Арей протянул ей кошель:
— Возьми. Погуляй. Мы никуда не уйдем. Клянусь своею силой.
Девка скривилась, но кошель приняла.
…той девочке прислуга кланялась в пол, величала княгинюшкой. И она, малолетняя, полагала, что мир так и будет лежать у ног ее. Арея это злило. Того, прошлого, который явно ощущал низость своего положения. Но отца напрямую ослушаться он не смел. Да и как гостю было неуважение выказать? Это и гостя оскорбить, и родителей, что воспитали дурно. Вот Арей и скрипел зубами.
Держался. Пусть для того и требовалось собрать все его терпение.
Он подавал подушки — девочка желала чаю, но стулья были велики для нее, как и тяжеленный гостевой стол, под шелковой скатертью сокрытый. Подушки укладывали горой. И в них усаживали ее. Тетка вставала за креслом и сверлила Арея взглядом, в котором явственно читалось, что недостоин он глядеть на ее лялечку, ее ясочку, княгинюшку драгоценную. И та, настроение няньки чувствуя, сама пыжилась, щеки дула, глаза пучила.
Но первою не выдерживала. Непривычно было ей молчание.
— А папочка сказал, что жениха мне найдет, — говорила она и нос задирала.
Арею тогда еще смешно сделалось. Подумаешь, жених. Невелика прибыль. Лучше бы саблю, или вот коня, или еще что полезного, а жениха… какая от женихов польза?
Девчонке он такого не говорил, кивал лишь.
И та, ободренная, продолжала:
— Красивого! Быть может, царевича… иноземного. Вот папа с саксонским посланником беседу беседовал. И тот мне вот чего подарил. — Девочка вытянула ручку, показывая широкое запястье с яркими каменьями. — Видишь?
— Вижу.
— Красиво?
— Красиво, — согласился Арей. Об чем еще с девчонкою говорить? Не о лошадях же, в которых Арей толк знал, и даже отец это признавал и брал его на конный ряд, когда нового жеребца присматривал. И не о сбруе… не о приемах, особенно том, что не получается, пусть Арей из шкуры лезет, чтобы повторить.
Она вообще, наверное, неграмотная. Сидит в своем тереме, вышиванки вышивает или пряжу прядет. Что там еще положено боярыням? Тоска…
— Я не хочу за саксонского идти. У него нос закорючкою. И старый он. — Девчонка вздохнула совсем по-взрослому. — Двадцать годов.
— Двадцать — это еще немного.
— Много… он мне не нравится. Мне портрету показывали. И с меня писали. Батюшка говорит, что я царское крови, а значится, и жених должен быть совестущим.
— Каким?
— Совестущим, — повторила малявка и запястье тронула. — Ну, чтоб тоже с кровью.
— Соответствующим?
— Ага… а норманн толстый. И ехать к ним далеко. А еще от евонного посланника воняет. Я батюшке сказала, что не поеду… я лучше за тебя пойду.
— Что?!
