Не лжет.
— А… зимой? Боярыня Добронрава… и сын ее. Добромыслом звали?
— Нет.
И вновь не лжет.
— А то, как меня убивал?
— Тебя?
— И Арея… И… или мы бы выжили, верно? Если б получилось. Я точно выжила бы… я ведь вам нужна была?
— Да. Наверное.
— Ты многих убил.
— Я знаю.
— Сожалеешь?
— Я забыл, что это такое… я бы хотел сожалеть.
Щека шершавая и неровная. И если крепко прислушаться к ней ли, к себе, то… то ничего. Обыкновенная она.
— Божиня простит, — ответила я, руку убирая.
— А ты?
Виноватый он? Иль безвинный? Своей ли волей зло чинил? Чужою ли? Я в этаком не разбираюся, только в одном он правый: ежель оставить его на этом свете, то зла прибудет.
— Хорошо, — со вздохом промолвила я. — Я сделаю, об чем ты просишь, только…
— Все будет хорошо.
Мне б в этое поверить, только не верилось.
— Посидишь еще? — попросил он. И что я могла ответить?
— Посижу.
Время шло.
Летело шелковой лентой.
И гребень скользил по темным волосам.
— Он тебе поверил? — шепотом спросила младшая. И старшая пожала плечами.
— Не знаю. Я старалась…
— Ничего. — Младшая приникла щекой к щеке. — Но ты сумела…
— Вот. — На ладони лежал обыкновенный камешек с дыркой. — Он его для меня сделал. Нам этого хватит?
Камень был горяч. И младшая сестрица не сразу сумела взять его.
— Колется… в нем много силы. Думаю, для начала хватит и камня…
Они улыбнулись друг другу, и губы коснулись губ.
— Я уже устала ждать…
— Скоро.
— Сколько можно?
— Скоро.
— Она смотрит, смотрит…
Камень распался на две половинки, и младшая сунула свою за щеку, зажмурилась. Старшая не стала медлить. Чужая сила была сладкой. Но видит Морана, ее не хватит надолго… если, конечно, они не найдут способ выбраться… а они уже нашли, уже сумели.
Почти.
Осталось немного.
Гребень скользил по волосам.
— Ты с ней разговаривал? — От матушки веяло недовольством. — Зачем?
— Ситуация располагала. Было бы странно, если бы я не заговорил.
Врать оказалось несложно, точнее, сказанное не было ложью, но и правдой как таковой не являлось.
— Держись от девчонки подальше. Мало ли что она увидит…
— Да, матушка…
