– Как ты думаешь, он знает, что с тобой все в порядке?
Тонкие черные брови взлетают вверх. Она смотрит на меня словно я спросила, сколько будет дважды два.
– Иначе он не был бы Магриным и моим отцом.
В груди у меня разливается приятное, упругое тепло, словно я проглотила оранжевый шар, который видела в одной из записок с пожеланиями. Шар наполняет меня изнутри солнечным теплом, и я готова прыгать от радости вместе с ним! Пока Эльза уходит, и я закрываю за ней дверь, снова и снова повторяю себе, что сцена с Эмилем и вправду была всего лишь фальшивкой, иллюзией. Это на самом деле был не мой Магрин. Не он обвинял меня – я сама себя обвиняла.
Возвращаюсь в комнату, открываю конверт и достаю приглашение от Серафима.
Это плотная карточка в бежево-коричневых оттенках. Центром композиции служит картинка с чашкой и чайником такого цвета, будто их нарисовали чаем. Позади нее прячется повернутая набок страничка из англо-русского словаря. В левом верхнем углу – венгерский кроссворд с двумя перечеркнутыми красной ручкой словами: «TEA» – по горизонтали и «TIME» – по вертикали. Рядом на заклепке прикреплена картинка с часами-брегетом, а в противоположном углу нарисована рука, показывающая указательным пальцем направо. Из носика чайника вылетают разноцветные бабочки, порхая по всей открытке, там и тут выглядывают шестеренки. Смесь романтического с техническим, так бы я сказала про эту открытку. В нижней ее части написано:
Я переворачиваю приглашение и читаю на обратной стороне:
Рядом с надписью – картинка с таким же указующим перстом, как на лицевой стороне, и забавный кармашек, по которому «едет» на старинном велосипеде человечек в цилиндре. Я заглядываю внутрь, но кармашек пуст.
Что-то меня щекочет. Я провожу рукой, пытаясь отогнать несуществующую муху, и только в этот момент замечаю, что футболка на груди разорвана. Если этот Серафим умеет делать очки с потоком, может быть, он поможет мне разгадать мою тайну?
Бывают дни, когда «завтра» кажется бесконечно далеким.
Глава десятая. Иллюстрированная юность
– Эта рыба в прошлой жизни определенно была хищницей, – изрек Аркадий. – Инга, вы не знаете случайно, а селедки – хищные рыбы? Ах, простите, вы вообще знаете, что такое селедка? Хотите попробовать? Жаль, что у меня воблы нет. Вобла с пивом – это одна из тех вещей, ради которых я бы задержался на нашей планете подольше.
Кристофоро Коломбо! Этот человек вообще когда-нибудь чему-нибудь удивляется?
– Извините, ради бога, что я вас беспокою, – продолжал Аркадий, – но не могли бы вы слезть с моего рояля? Он мне дорог по разным причинам, и ему не очень нравится, когда на нем лежат даже такие очаровательные женщины, как вы.
Я подняла руку и с отвращением отряхнула с нее два кусочка селедки. Над тарелкой жужжала муха. Значит, лежать на рояле нельзя, а селедку с пивом на нем жрать можно! «Ты немного потяжелее селедки», – очень кстати заметила Аллегра. «Зато я так не пахну», – проворчала я про себя.
Дио мио, это же было самое безопасное место в мире! А я его собственными руками, точнее, ножницами, испортила. «А мама тебя предупреждала. Насчет карусели», – съехидничала Аллегра. Теперь мало того, что у них мамина карусель – скрапбукерская открытка с самыми фантастическими возможностями в мире, – так они еще и заявиться сюда могут в любой момент.
«Зато как мы весело побегали, – радовалась Аллегра. – Полезно для здоровья. И потом, нечего тебе в берлоге отсиживаться, как медведице, придумай лучше что-нибудь дельное и по существу. Констрюктивное!»
Я сползла к краю рояля, и мой хозяин в рваной майке и семейных трусах подал мне руку таким изящным жестом, что иные джентльмены во фраках и смокингах захотели бы взять у него урок. Правда, в левой руке он все еще держал бутылку с пивом.
– Инга, вы ведь мне так и не рассказали, как это…
– Потом, Аркадий, потом. Одевайтесь, я попрошу вас выполнить еще одно очень важное поручение.
Я нашла на диване плакат с пианистом и не без удовольствия порвала его на мелкие кусочки, вспоминая мамину открытку в руках у Ра. Ша теперь вызывала у меня другие чувства: мне страстно хотелось вернуть настоящую Александру, и у меня живот сводило от мысли, что в такое же серое существо маммониты могут однажды превратить Софью, если уже не сделали это.
– Что вы делаете? Это же Литл Ричард! Между прочим, один из первых, кто попал в Зал славы рок-н-ролла.
– Так надо, Аркадий. Для спасения человечества.
– Ну раз надо… – Аркадий горестно вздохнул, хлебнул из бутылки, немного помялся и спросил: – Может быть, хотите еще Элвиса Пресли порвать?
