Дальше проехали две парты лесенкой, ящик пива и увеличенная в десять раз зачетка – просто иллюстрированная юность какая-то!
Потом я увидела злополучный полосатый зонтик и настолько погрузилась в воспоминания, что пропустила несколько следующих витрин. Первое собеседование при устройстве на работу по праву занимало главное место в списке самых нелепых ситуаций в моей жизни. По дороге я попала под ливень, ветер вывернул этот самый полосатый зонтик и вырвал его у меня из рук, а по закону подлости по нему тут же проехала невесть откуда взявшаяся во дворе машина, вдобавок обдав меня грязью из лужи. Решив, что я – птица гордая, и пусть выгляжу так, будто искупалась в болоте, – все равно смогу произвести хорошее впечатление, я вошла в офис, бодро стуча каблучками и высоко подняв голову. Умылась в туалете, привела себя в порядок, как могла: поправила макияж, выжала юбку, сполоснула туфли и попыталась высушить волосы под сушилкой для рук. Собеседование я начала с витиеватого извинения за свой внешний вид и уже собиралась похвастаться, как ловко умею выкручиваться из сложного положения, как вдруг на меня напала неудержимая икота. Со мной так бывает, когда замерзну, особенно если на мне мокрая насквозь блузка. Ко мне прониклись сочувствием, меня поили водой и чаем, ко мне подкрадывались сзади и пугали, кто-то предлагал сбегать в магазин за сухой футболкой, но я беспрерывно икала и толком не могла связать и двух слов. Я ушла, все так же гордо подняв голову и оглашая коридоры офиса громким «Ик! Ииик! Ик», которое прекратилось в ту же минуту, когда я вышла на улицу и снова попала под дождь. Так я не стала переводчицей в лучшем бюро города.
Обернулась даже, но зонтик уже остался где-то далеко позади. И тогда я в первый раз услышала голос, который шепнул мне в ухо: «Ну и что! Зато, во- первых, сколько ты людям радости доставила в тот хмурый день, а во-вторых, теперь на все важные встречи ты отправляешься с двумя зонтами в сумке!» Я посмотрела на Неужели, но тот молчал, по-прежнему уставившись вперед с видом капитана, ведущего корабль сквозь шторм. К тому же голос был женский.
От раздумий меня отвлекли новые витрины. На первой красовался снятый когда-то с моей ноги гипс, покрытый пожеланиями скорейшего выздоровления на разных языках мира. На этом гипсе для меня раз и навсегда закончились горные лыжи, а заодно пропали и давно запланированные римские каникулы.
Следующая витрина с толстой книжкой под названием «Сборник тезисов» и украшением на цепочке заставила меня покраснеть до кончиков ушей. Будь проклят тот день, когда я согласилась на предложение с биофака поработать на конференции переводчиком! Во-первых, в одном из докладов вместо «armadillo» мне померещилось «amadrillo», и я всю дорогу называла броненосца гамадрилом, правда, несколько удивилась, почему обезьян называют «карманными динозаврами», зато восхитилась, что детишки в Латинской Америке играют с ними в футбол. А на самом деле в футбол играют несчастными броненосцами, используя их вместо мяча. Мало мне этого было, так я еще и сделала редкостный комплимент пожилой профессорше! Как сейчас помню, сказала ей: «„Il Suo culone e’molto bello“, – в полной уверенности, что «il culone» – это кулон. В действительности же фраза означала «У вас очень красивая большая задница»[21]. А корма у профессорши и вправду была отменная, эдакой попой можно и гвозди выдирать.
«Они до сих пор вспоминают тебя и твой комплимент! – шепнул мне все тот же голос. – Про тебя истории в интернете ходят и у них, и у нас – знаешь, сколько людей веселится!»
Я принялась крутить головой, высматривая обладательницу голоса, но никого не увидела, кроме Неужели. Очень мне хотелось найти, кто это издевается, и как следует ее отлупить, потому что в Меркабуре это можно сделать совершенно безнаказанно.
А мимо меня между тем пролетали знакомые открытки. Бабочка с непохожими крыльями – открытка Софьи, которую я выдала когда-то за свою, а теперь мне стыдно об этом вспоминать. Открытка «Сама любезность» – так я назвала карточку, заставившую вахтершу бросаться на людей и обнимать их со всей любезностью, скопившийся в ней за те долгие годы, пока она не тратила из нее ни грамма.
«Ты подумай, ну когда еще люди смогли бы побывать в таких крепких объятиях? – хихикал голос. – Может быть, ты доставила большую радость этой одинокой женщине, которая никак не могла найти подходящий способ выразить свою любовь к человечеству».
– Эй, ты кто? – спросила я вслух, не выдержав.
– Конь в пальто! – весело ответил голос. – Ты что, меня никогда раньше не слышала?
Теперь кресло мчало меня по пустому коридору, в конце которого виднелся просвет. Кто-то был рядом, кто-то живой и очень знакомый. Но как я ни крутила головой, никого не видела.
– Кто это? – повторила я неуверенно.
– Нгуся, – укоризненно сказал Неужели.
Я точно знала, что никогда не слышала этого голоса раньше, но само ощущение, которое он вызывал во мне, было узнаваемым, родным, что-то откликалось внутри, как бывает, когда встречаешь человека, который был тебе когда-то дорог.
– Йохоууууу! – завопил голос. – Неужели, поддай газу! Весело прокатимся!
В ответ разноцветный упругий мячик запрыгал в животе, и меня заполнил изнутри безотчетный радостный восторг, как в детстве, когда я мчалась на картонке с ледяной горки. В сердце что-то екнуло.
– Это она? Моя радость? – тихо спросила я.
– Терли-терли. – Неужели кивнул головой, чем-то щелкнул на спинке кресла, и мы помчались с утроенной скоростью.
Коридор внезапно оборвался – и мы вылетели в небо над городом. Я зажмурилась от ужаса и услышала голос:
