– Погоди-ка, я тебе помогу!
Я открыла глаза. Страх исчез начисто, словно голос обладал волшебной способностью избавлять от него, а его место заполнила радость, легкая и воздушная. Меня кружил цветной ветер, пахнущий ванилью и корицей, где-то рядом мелодично звенели колокольчики, и дух захватывало при виде открывшейся взгляду картины. Подо мной расстилался город. Я узнавала переплетение улиц, яркие зеленые пятна парков и аллей, пестрый, заполненный народом квадрат площади, где когда-то я стояла в костюме золотой феи, торчащие в небо небоскребы, похожие на початки кукурузы, протянутые на юг «лапы» – спальные районы. «Город похож на открытку», – подумала я, и на моих глазах началось чудесное превращение: кудрявые шапки деревьев стали зелеными кружевами, улицы превратились в строгие линии, проведенные маркерами, памятники обернулись подвесками, а дома и магазины – штампами, заполненными пятнами разноцветных красок. Купол городского цирка превратился в большую выпуклую пуговицу, телебашня стала брадсом, река – атласной голубой лентой, а колесо обозрения – своей фотографией, вырезанной из газеты.
Теперь я парила над гигантской открыткой под звонкий смех моей радости, под перезвон колокольчиков, под свист в ушах. Мое кресло распростерло огненные крылья, а я раскинула руки, мне хотелось выпрыгнуть и полететь без него, но меня крепко держал за шиворот Неужели.
«Allegria, – вертелось у меня в голове. – Allegria vera!»[22] Однажды я переводила для одного журнала статью про Версаче и узнала, что его племянницу зовут Аллегрой. Я еще тогда подумала: «Какое хорошее имя!» Оно бы подошло моей радости.
– Аллегра! – крикнула я вслух.
– Ась? – радостно откликнулся голос.
Стоило мне только подумать, какая это несусветная глупость, какая сумасшедшая фантазия – дать имя бестелесному голосу – как голова снова закружилась, все вокруг смешалось, и я выпала обратно в наш мир и свою родную комнату. Сердце бешено колотилось, а в ушах кто-то весело пел: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо». С тех пор я не помню и часа в своей жизни, чтобы хотя бы разок не услышать этот радостный голос, который всегда звучал бодро и весело, как у образцового пионера на линейке.
Воспоминание вернулось ко мне даже более ярким, чем оно было прежде, словно побывало в стиральной машине. На открытке, лежащей передо мной, довольно улыбался кот в монокле и фетровой шляпе.
Подумать только, карточка из Кошарни и в самом деле исполнила мое желание! Похоже, что в нашем споре с Софьей я проиграла.
Я смеялась над собой до слез. Я – та самая Инга, которая найдет выход из любой ситуации даже в пасти у крокодила, я – та самая Инга, которая стала v.s. скрапбукером всего за две недели, я – та самая Инга, которая только вчера командовала здоровым мужиком, и он слушался меня, как служебная собака, – и я упустила такую очевидную вещь! На самом деле я прекрасно знала все, что нужно, только не смогла сопоставить между собой несколько простых наблюдений.
Я слушаю ее, но не слышу, смотрю на нее, но не вижу, у нее нет ни формы, ни существа, но есть образ, я встречаюсь с ней, хоть и не вижу ее лица, я следую за ней, пусть и не вижу ее спины. Я ведь сразу поняла, что речь идет об Аллегре… Я всегда помнила, что это с ее появлением у меня начали наконец-то получаться открытки. «Золотце мое, твое предназначение – дарить радость» – такие слова произнес Скраповик, и с тех пор я вспоминаю их как благословение.
Почему, интересно, я решила, что кроме Аллегры должно быть что-то еще? И чего, интересно знать, я ждала? Плащ-невидимку, карандаш-самописку и ножницы-самовырезайки? Что в меня ударит специальная скрапбукерская молния или в мою ДНК добавят ген великого скрапбукера?
Рядом лежал раскрытый альбом. Компас на последней страничке крутился как бешеный, будто к нему сзади подключили моторчик.
Аллегра – это мой компас, это она мне дает бесценные подсказки, только я их плохо слушаю, Аллегра – это и есть моя сила!
Это Аллегра пахнет корицей и ванилью, мамиными пирогами и самой искренней радостью на свете. Это она спасла меня, сама не знаю от чего, когда маммониты показывали мне свои открытки с птицами. И это она остановила меня, когда я чуть было не совершила самый страшный поступок в своей жизни. Наконец, это ее изображал Неужели в альбоме, широко улыбаясь и похлопывая себя по всему телу, потому что мы с Аллегрой – одно целое, во всяком случае, тело у нас – одно на двоих и голова тоже!
– Почему ты мне сразу не сказала? – спросила я Аллегру.
– Ты не спрашивала.
Почему я сама сразу не догадалась? Дурацкая, нелепая радость, препятствие на пути, помеха, отвлекающий фактор – так я всегда к ней относилась. Мне трудно было с ней ужиться, ее неистребимая жизнерадостность кого угодно сведет с ума, но мне некуда было деваться – только ворчать и стараться поменьше ее замечать. И я старалась. Вот балдиссима – я же все делала наоборот, не так, как нужно было!
– То, чего тебе хочется, всегда ближе, чем ты думаешь, – изрекла Аллегра.
– Прости меня, пожалуйста?
Стоило мне произнести эти слова, как меня затопила самая настоящая радость. Такая, что уже не разберешь, где тут я, а где – Аллегра. Я будто обнимала самое близкое мне на свете существо – самое немыслимое и самое родное, и по груди разливалась теплая приятная боль, какую я уже испытывала однажды, и выступали на глазах слезы, и казалось, что еще одна капелька радости – и просто лопну, потому что больше в меня не
