Перевел взгляд на глаза Бану – стало ясно: происшедшее вызвало в женщине неудержимую бурю эмоций и совершенно не укладывалось в ее в голове.
– Тану, – выдохнул мужчина, – вы… примете извинения человека, который не чувствует раскаяния?
Во взгляде Бансабиры мелькнула истерика.
– Вы издеваетесь надо мной? – спросила она наконец.
Маатхас нахмурился. Ей не легче даются слова, чем ему. И она тоже не знает, что говорить и что делать.
В груди жгло, внизу живота горело, но тан поднялся и протянул руку.
– Нам надо вернуться. – Сагромах не просто сделал над собой усилие – он себя натурально превозмог.
Женщине голос не подчинялся. Она кивнула, надела перчатки и только потом вложила пальцы в предложенную ладонь.
До крепости добрались молча: Бансабира всю дорогу неотрывно смотрела на свои руки и нервно теребила поводья, Сагромах время от времени делал очень глубокие продолжительные вдохи и выдохи. Пожалуй, самая длинная четверть часа в жизни.
Перед тем как въехать в ворота, мужчина одновременно придержал своего коня и скакуна Бану.
– Вы позволите дать вам совет, госпожа?
– Я слушаю, – как можно ровнее ответила танша.
– Найдите Нера и казните его.
– Советуете, как защитник?
– Как защитник и тан я рекомендую вам найти командира, который ослушался приказа, и казнить за дезертирство. У такого поступка множество плюсов и всего один минус – ополчение дома Каамал. Хотя уверен, среди простых солдат Серебряного танаара найдутся такие, которые сочтут ваш поступок правильным, и это внесет смуту и разлад в их ряды. В конце концов, муж обязан защищать жену, а Нер бросил вас в кольце врага.
– Я вас поняла, тан Маатхас. – Бансабира старалась не смотреть на Сагромаха, хотя одной Праматери было известно, до чего хотелось.
– Я не закончил.
– Простите.
– Как тан я советую вам наказать дезертира, а как мужчина должен признаться, что хотел бы этого и по личным причинам. – Бану не удержалась и бросила один мимолетный взгляд искоса, надеясь, что Маатхас не заметит. Но тот открыто уставился на нее требовательным, не терпящим возражений взором. Бану невольно вздрогнула и отвернулась. – И еще я прошу вас оставить все это здесь. – Мужчина тронул пятками коня и въехал в ворота.
Когда они оказались внутри стен, все мгновенно поменялось. Сагромах опять стал самим собой, обычным смешливым таном Маатхасом, предлагая и ей – единственный вариант – сделать то же самое и вновь стать во всем безукоризненной тану Яввуз.
За последующие дни Маатхас ни словом, ни взглядом не напомнил о том, что случилось в лесу. Правда, изнывал и мучился он при этом безмерно, поэтому предпочитал вовсе избегать встреч с таншей. Первым заподозрил неладное Гистасп.
Подходила к концу вторая неделя со снятия осады. Они обсудили дальнейшие планы армии, и танша уже сделала жест, разрешая командующему идти, когда тот, не сдвинувшись, осмелился спросить:
– Между вами и Маатхасом ничего не случилось?
Бансабира возвела на командующего глаза:
– Волнуешься?
– Немного, – уклончиво кивнул Гистасп.
– Думаешь, есть причины?
– Это я очень хотел бы узнать у вас.
Бансабира взметнула бровь, покосившись на военачальника.
– Знаешь, Гистасп, мне очень нравилась твоя склонность не задавать вопросов.
– Я просто беспокоюсь о союзнических намерениях тана Маатхаса. – Гистасп с видом душевно больного человека уставился в потолок.
– Тебе просто нравится меня учить, – так же невозмутимо осадила танша. – И ты обнаглел, совсем как Раду.
Гистасп усмехнулся, не сдержавшись.
– Я всего лишь считаю, что, будучи блестящим стратегом, вы все же имеете свойство не замечать очевидных вещей.
Бану высокомерно хмыкнула, задержавшись с ответом.
– Просветишь?
Их взгляды встретились. Немного насмешливые, красноречивые.
– Как пожелаете, госпожа.
Бану потерла под губой, размышляя, как начать.
– У меня есть беспримерный и проницательный воин, которого я бы хотела приблизить через брак. Подойдет ли ему прекрасная юная танин, с невинной
