Рев труб и грохот барабанов сотряс саму землю, когда в спину аданийцев врезались ласбарнцы. В считаные минуты внутри аттарских стен все смешалось в каком-то огненно-кровавом бардаке. Заполыхали костры, завопили женщины, заалели проулки и площади. Растерявшиеся архонцы, аданийцы и орсовцы пустились в массовую резню.
Здесь-то судьба и настигла Железную Гриву. Никто на континенте, а может, и во всем Этане, не будет дышать спокойно, пока живо это древнее чудище, ручной пес Шиады, о чем на памяти Алая Далхора болтали староверы. Хотя сам Стальной царь держался мнения, что Агравейна впору считать знаменосцем войск дьявола, – бабы в войне не смыслят.
Приноровив стрелу, царь бесшумно выдохнул, выглянул из-за стены. В прорезь между зубцами было видно, как Железногривый направо и налево крушит черепа здоровенной булавой. Прицелился – зрение уже не то, но Стальной царь верил в себя – и пустил стрелу. Еще одну – следом. И – еще две.
Все четыре острия угодили в цель. На первую внимания не обратил – выдернул с силой, и все. После второй Агравейн свалился с лошади. Быстро оклемался, поднялся на ноги, выдернул и эту. А вот последние две оставил торчать. Попытался вернуться в сражение, замахнулся булавой, с треском раздробив чью-то шею. Замахнулся во второй раз – ох и отяжелела булава в руке, – но действовал уже медленнее, противник увернулся. В третий… и сам не удержал равновесия. Перед глазами поплыло. Одуревшие от ужаса сподвижники – давние друзья – надрывали глотки, хотя Агравейн слышал все хуже.
– Принц ранен! Защищайте принца!
Подумаешь, ранен, мелькнуло в голове Железной Гривы. Он еще может держать оружие. Пусть даже не булаву. Агравейн вытащил меч из ножен, но кровопотеря давала о себе знать все сильней. Острие чьего-то топора зацепило с левого бока. Чей-то меч оставил на сурово прекрасном лице разрез над бровью – и когда архонец сумел отклониться? Тело почти не слушалось, меч Агравейн уже даже не пытался поднять, волоча по земле. Последнее, что видел, – сверкнувший клинок где-то впереди. Последнее, что чувствовал, – ледяной ожог в самом сердце, когда совсем рядом и в то же время невообразимо далеко упал на землю талисман из горного хрусталя…
В восточной части царского дворца, там, где винтовая лестница уводила в подземелья, располагались многочисленные темницы, которые не изменились еще со времен владычества Талхуров. Освещая путь факелом, Джайя бежала вниз по многочисленным ступенькам, боясь запнуться. Кажется, уже должно светать, но из-за пожарищ, разбоя на улицах и так было светло как днем, и время для царевны совершенно спуталось. О том, что творится за стенами дворца, девушка – точнее, молодая женщина – боялась даже подумать. Тут-то, в родном доме, происходило черт-те что. Все случившееся прежде в один миг стало бессмысленным: главное, чтобы выжил Замман, чтобы выжили отец и братья, чтобы стихли крики, стоны, лязг… а если уж быть честной, робко признавалась себе Джайя, важно, чтобы эта ночь просто закончилась, и на самом деле – совершенно все равно чем.
Но отец потребовал вывести пленника и почему-то отослал вестника с заданием именно к ней. «Да какая сейчас разница, какая нужда в пленниках?!» – едва не плача, думала царевна. От одной мысли спуститься к самым далеким камерам ее бросало в дрожь – эти одержимые бесами изверги уже наверняка прознали о происходящем наверху и успели воспользоваться ситуацией! Того хуже, накинутся на нее, стоит показаться, – ну не случайно же их, как особо опасных, заточили именно здесь, в глубине, точно уже похороненных! Только таким никакие узилища, даже гробы не страшны. А отец еще и удумал, чтобы она сама – в одиночку! – тайно кого-то там выпустила.
Перепуганная собственным дыханием и окружавшей сыростью, свернув в последний нужный проход, Джайя сбавила шаг и даже вовсе остановилась – отдышаться. Вокруг стояла зловещая тишина – неужели все сбежали? Или давно умерли и сгнили?
– Ну же, девочка, не трясись так. А то я слышу, как дребезжит связка ключей у тебя на поясе, – раздался хриплый голос из ближайшей камеры. Джайя звонко ойкнула. Хриплый голос расхохотался. Стало еще хуже. – Да прекрати ты. – Кажется, незнакомца веселила женская паника, и он едва не хватался за живот. Безумный.
– В… вы, – с трудом выговорила Джайя, вцепившись в ворот платья.
– О, наконец ты что-то сказала! Я так рад – знаешь ли, я уже давненько тут один. Хотя, конечно, успел сойтись накоротке со стражниками, но уже пару дней никто не заходит. Сказать честно, я страшно голоден.
Какой многословный, с возмущением подумала Джайя. Понемногу она приходила в себя. Кажется, никто на нее бросаться не собирается.
– Видимо, аданийцы с архонцами уже здесь. Я ведь говорил старому Далхору, чем все кончится… гордый беркут, – не скрывая иронии, хмыкнул узник. – А ты царевна, да? – заинтересованно осведомился мужчина. – Да подойди ближе, оттуда камеру не открыть, знаешь ли.
– С че-чего в-вы взяли, что я вообще бу… буду ее открывать! – взвизгнула Джайя.
– Ну, с того, что я здесь один, я уже говорил, стало быть, к кому ты еще могла явиться? И если Алай прислал свою дочку, значит, наконец признал мою правоту. Хорошо. – Мужчина поднялся с земли и в какой-то необъяснимой готовности потер руки. Погромыхали цепи. – Я согласен.
Превозмогая себя, не понимающая происходящего Джайя осторожно приблизилась, открыла дверь, сняла с узника оковы. На мгновение факел осветил его страшное заросшее черное лицо. Ничего не говоря, девушка пошла к выходу. Доведя незнакомца до дворца, собственноручно затащила в купальню – война или нет, нельзя же показывать его царю в ТАКОМ виде!!!
Женщина ощутила ледяной ожог в самом сердце, когда где-то рядом с
