обитателей этих мест. Вот тонкая цепочка следов горностая ведет к старому полуистлевшему стволу кедра, под которым этот зверек ищет норку полевки; вот петляющий след зайца пересекается четким следом лисицы, Хитрожопая рыжая тварь хорошо разбирается в заячьих петлях, и тут Красавчику, похоже, уже ловить нечего. Но вот между сосен по снегу будто ступал кто-то обутый в чайные блюдца. Широкий шаг, твердая поступь… Что-то хищное. Скорее всего рысь. След лося вообще сложно с чем-то перепутать. Его, как и росомаху, соболя, северного оленя природа наградила широкими лапами, позволяющими им не проваливаться и быстро передвигаться по рыхлому снегу в лесу. Ну а у нас для этого есть лыжи, что несут вот уже которую неделю по заснеженной тайге к такой далекой горной гряде, хранящей в себе либо несметные богатства, либо лютую смерть.
Сосны, сопки, балки, крутые берега покрытых уже толстым льдом рек. Холмистые пейзажи постепенно уступают место гористым, но это еще даже не предгорья. Хотя все больше встречается присыпанных снегом камней, иногда выстраивающихся в целые гряды. Идти от этого становится трудней, но хоть немного веселее. Однообразие этой глухомани с ее бесконечной чередой стройных сосновых стволов и белым полотном под ногами, утомляет человеческий глаз. Тем более глаз городского жителя. Бесконечное желание согреться и что-нибудь съесть высушило меня, превратив в одну сплошную натянутую жилу. Последняя ночевка была "холодной". Мы просто не нашли места, где можно было бы развести костер. Еще одной такой ночи мой организм может и не вынести. Грызть мерзлую галету или кусок вяленого мяса, укрываясь при этом от ветра за толстым стволом лиственницы, каждый божий день он не согласен, и об этом уже подает недвусмысленные сигналы своему владельцу.
Верхняя Косьва. На поселок мы вышли к ночи. Поэтому порадоваться увиденным впервые за несколько недель правильным геометрическим очертаниям рукотворных жилищ homo sapiens в темноте Алексею не довелось. Он едва не втемяшился в стену сослепу.
Из всех домов хоть что-то обладающее крышей нашли лишь на дальней окраине поселка. Да и та перекрывала хату только наполовину. Зато вторая обрушившаяся часть образовала нечто вроде шалаша, надежно укрывавшего обитателей от ветра. Тут мы и разожгли костер.
— Красота. Теперь можно и умереть, — Ткач облизал ложку сложил ее и, убрав мультитул в разгрузку, откинулся на спинку скелета кресла, найденного в развалинах соседнего дома.
— Две жирные кроличьи тушки не повод к самоубийству, как мне кажется, — я кинул обсосанную косточку в угол и уставился на напарника. — Вот у меня на свою жизнь другие планы.
— Какие?
— Какие планы могут быть у человека, ухватившего удачу за яйца? Начну спускать все, чем мы разживемся под камнем. Закуплюсь обещанным тобой герычем и вперед.
— Не хочешь не говори. Тем более что мне похуй.
— Значит интересно?
— Раз уж начал, валяй.
— Сначала ты. Колись, на что планируешь потратить навар за нашу добычу?
Ткач закряхтел и оглянулся, будто хотел попросить у кого-то помощи в ответе на столь нелегкий вопрос. Но из темноты подсказывать не собирались. Лишь ветер рванул остатки драни на рухнувшей крыше.
— Я… я … я не думал об этом.
— Ка-а-ак? Ты сам говорил, что поставил на карту все, вложился последним, что-то еще про свою банду, почившую в бозе нес, а в итоге ты даже не можешь ответить, ради чего было проебано это все? Я с тебя хуею, Алексей!
— Погоди ржать-то, — насупился Ткач. Могу поклясться, что он даже покраснел. Хотя пляшущие отблески костра на его лице не позволяли настаивать на этом. — Я по жизни привык решать проблемы по мере их поступления и не забивать голову лишним. Сначала надо бы подумать, как достать эти богатства, потом, как превратить их в звонкую монету и не склеить при этом ласты. А уж потом я бы придумал, на что потратить все это.
— Хм. Как интересно. Мотовство и геморрой по-твоему одного поля ягоды. Обращать удовольствие в проблему — это твой конёк, как я заметил. Возьмем хотя бы выпивку. Этот приятственный процесс, Алексей, ты умудрился превратить в болезнь. А в тот момент, когда под тобой кричит баба, ты, конечно же, думаешь, что делать, если подцепил от неё трипак?
— Иди нахуй! — Ткач махнул рукой и принялся укладываться возле костра. Там он полежал немного, потом не выдержал гнета тяжелых мыслей и вскочил. — А вот ты, ты на что потратишь бабло?
— Во-первых, — я загнул мизинец и мечтательно уставился на кирпичную стену, где кривлялись причудливые тени, — я куплю себе трехэтажный бордель. Баб много не бывает, а я люблю их. И вообще надоело шляться по чужим углам. Представляешь, семь-восемь телок мылят всего тебя с ног до головы пахучей пеной, а еще одна разливает вино по бокалам. И все это твое.
— Ни хера ты на месте долго не усидишь, я-то тебя знаю, — ухмыльнулся Ткач. — Снова ломанешься куда-нибудь, а когда вернешься, твоих баб и след простыл. Они — товар скоропортящийся и спрос имеют. Растащат.
— Тут ты прав, — признал я. — Тяга к путешествиям умрет вместе со мной. И поэтому под бордель я приспособлю трехпалубный пароход. Найду спеца, чтобы поставил на него движок, и вниз по Каме до самого моря, погляжу. Может, вдоль берега пойду, а может вообще через море к
