обломки, прошивая навылет или застревая в волокнах. Карл вжал голову в плечи, распластался на ветви, обхватил ее изо всех сил.
Эта подводная лодка ему сразу не понравилась. Какого черта ее вообще принесло! Не могла рвануть на несколько миль в стороне!
Кусок обшивки, вращаясь, точно пропеллер, врезался в крону. Из перерезанных лиан брызнула теплая пресная вода. Ветвь под Карлом подломилась, воришка схватился за лиану, но она оказалась мокрой и тут же выскользнула из пальцев.
Падать было высоко. Так высоко, что удар об воду мог стать смертельным.
Но Карлу по-прежнему фартило: он врезался в волны под одним из немногих углов, который оставлял ныряльщику шанс. Ушел под воду глубоко и стремительно, словно торпеда.
Давление выдавило из груди воздух. Карл открыл глаза и увидел роящиеся вокруг себя пузыри. Подводную лодку он тоже увидел: ее медленно сползающую во тьму изуродованную взрывом корму.
Карл отчаянно заработал руками и ногами, ток воды тянул его следом за подводной лодкой. Словно некто невидимый вцепился в пояс, вознамерившись во что бы то ни стало утопить воришку.
Он в отчаянии завертел головой: куда подевались эти болтливые ящерицы кхару? Когда нужны – и днем с огнем не отыщешь! Хоть бы кто-нибудь помог…
Подводная лодка погружалась глубже и глубже, безостановочно извергая из перебитых трубопроводов мазут и прочую химию. У одного из узлов, похожего на турбину, сформировалось облако серой клубящейся мути. Облако, как будто живое, выпустило в разные стороны щупальца, оплело корпус подлодки.
Карлу удалось перебороть течение. Тело изнемогало от усталости, но боролось. Воздуха не хватало, в легкие точно залили расплавленного свинца, но лучи солнца уже касались кожи, и поверхность была рядом.
Еще немного. Еще несколько метров…
Карл посмотрел вниз. Он не знал, зачем это сделал. Какая-то тревога, какое-то чувство, что помогало уходить от полицейских облав и водить за нос гамбургских паханов, заставило его опустить взгляд.
Под его ногами клубилась муть, не было видно ни обломков, ни подводной лодки.
Только муть.
Серая, тускло серебрящаяся, если на нее попадали лучи, проворно поднимающаяся следом за Карлом муть.
7
Отшельник спал и видел сон о родном мире.
Тяжелые влажные сумерки, блеск вымытого дождем асфальта. Пустынная улица, вдоль которой плавают, бормоча рекламную чушь, голо-терминалы. Серебристая Арка: один конец теряется за городом, второй упирается в океан. Рубиновые нити мазерных лучей, передающих энергию на зеркала приемных станций, похожи на застывшие в небесах росчерки метеоров.
– Тарбак! – слышит Отшельник зов со стороны затененной набережной. Он следует на звук, он уходит с освещенной фонарями улицы во мрак.
– Тарбак! – снова обращаются к нему под шелест волн и сиплые вздохи ветра. – Ты не забыл о своей миссии, Тарбак?
Миссия! – спохватывается Отшельник, в его душе проклевывается беспокойство. Он действительно упустил что-то предельно важное. Он вспоминает, что должен торопиться, куда-то бежать, что-то делать. Но что именно… В обступившей Отшельника тьме мелькают бессвязные образы: какие-то люди, затем – ящеры с вооруженными когтями ластами вместо рук и ног, затем – синяя пустошь штилевого океана, затем – круглая, унизанная зубами, похожими на шипы, пасть, которая выворачивается, выворачивается, выворачивается…
Отшельник проснулся.
Исчез город, набережная, исчезла Арка. Но остались насыщенная влагой тьма и шум волн.
В уединенном жилище Отшельника не было ничего. Ни мебели, ни тем более каких-то электроприборов. Просто полость в одном из стволов плавуна, выстеленная внутри похожей на плотный картон рубцовой тканью. Даже не каменный век, потому что камня не было тоже, а эпоха всеобщего благоденствия и жизни на деревьях, подобно примитивным пращурам.
Отшельник ощущал присутствие Зверя. Он чуял эту прожорливую тварь каждый день и каждую ночь. Зверь жил в океане и время от времени оказывался неподалеку от островка. Отшельник, закрыв глаза, мог представить, как колышутся червеобразные отростки вдоль покрытых густой слизью боков Зверя, как тварь лениво выгибается, плывя по воле течений.
Зверь дразнил Отшельника своими флюидами. Он был рядом, да – рядом… Но он не делал свою работу! Он просто плескался, он вел себя недопустимо! Зверь как будто впал в дрему, и Тарбак мог запросто подплыть к нему и подергать за торчащие наружу клыки.
И нечем, абсолютно нечем было разбудить проклятое чудище и заставить его работать, заставить прокладывать Путь дальше.
Потому что этот водяной мир, этот Ша-Даар, был тупиком.
Планета-ловушка.
На Ша-Даар можно было попасть, но покинуть его – никак.
