Причем давно.
– Как это случилось? – Пламя в глазах жреца разгорелось ярче.
– Авария фуникулера… кабинка сорвалась с приемной террасы.
– И уцелел лишь ты?
– В тот день я готовился к выпускным экзаменам в муниципальной библиотеке, безрадостный. Я не мог быть с родными.
– Значит, у тебя никого не осталось? – с плохо замаскированным нетерпением осведомился жрец.
– Это так, безрадостный.
Жрец хмыкнул. Огонь его глаз померк. Гаррель не знал, что и подумать. Само вмешательство в его дело ордена Треклятых пугало сильнее, чем перспектива оказаться в Приветливом Доме по «неавторитетной» статье. И еще этот интерес к его прошлому. Нет, Гаррель не был в тот день в библиотеке. Он сутками пропадал на баррикадах, когда электрорадикалы сражались против полиции и, как они наивно надеялись, против преступной власти в лице старых консерваторов, вознамерившихся задушить цивилизацию Арсианы в угольном дыму. Гаррель в боях участия не принимал, он добывал для повстанцев еду, отливал пули, заботился о раненых, был проводником и связным. Сражения были жестокими, полиция стреляла на поражение, но бунтари успешно держали оборону, хотя, конечно, до дворца сената им продвинуться не позволили. В конце концов на улицы вышла кавалерия, и мятеж подавили. Многих электрорадикалов арестовали, но Гаррелю посчастливилось. Его имя не фигурировало в сводках, казалось, что Гарреля и вовсе не заметили в том кровавом водовороте. Он вернулся домой только затем, чтобы набить карманы отцовскими зелененькими билетами и бежать в провинцию. Позднее, когда волнения бы улеглись, Гаррель собирался перебраться во Второй Ареал, где дома были пониже и имелись целые кварталы, в которых жили поэты, художники, музыканты. Он вернулся и понял, что бежать уже не имеет смысла. А зелененькие билеты семьи позволили уйти на дно, не покидая столицу.
– Что скажешь об электрике? – сурово спросил жрец.
Гарреля бросило в пот. Ему подумалось, что Треклятый умеет читать мысли. Такое предположение могло оказаться правдой, учитывая, какие слухи ходили об этом ордене.
– Отвечай! – скривил рот жрец. – По-твоему, полезны ли электрика, радиосвязь и прочие новшества?
– Я не могу знать, – пролепетал Гаррель. – Я обыкновенный арс, и электрика – не моего ума дело. Пусть решает сенат и жреческий синклит. Да, как они решат – значит, так оно и есть.
Жрецу ответ явно не понравился. Он захмыкал, забарабанил пальцами по коленям. Гаррелю показалось, что Треклятый разочарован. Попробуй угадай верный ответ при таких условиях. Все равно, что играть в «шутку Шу-Арреля», когда в барабан револьвера заряжают лишь один патрон, и участники по очереди приставляют дуло к виску и спускают курок.
– Я беседовал с директрисой Ель-Сар, – неожиданно сообщил жрец. – Она написала о твоей якобы профнепригодности всем директорам модельных агентств. Даже если суд вынесет тебе мягкий приговор, то карьере все равно конец. А зелененьких билетов у тебя совсем нет. Ты окажешься на улице, и в скором времени, учитывая твою склонность к агрессии, снова попадешь в неприятности… – Жрец замолчал, пощелкал языком, выбрал еще более мерзкие интонации и договорил: – Но суд может вынести приговор по всей строгости…
Гаррель заерзал на табурете. Пока ни один из возможных вариантов развития событий не вел к счастливой развязке. Он внимал словам жреца, ощущая, как оба сердца замирают от волнения.
– Я могу поступить следующим образом. – Жрец чуть наклонился к Гаррелю и заговорил вкрадчиво, как обольститель: – В моей власти объявить твой проступок богохульством и забрать тебя сейчас же в обитель ордена.
Заметив, что Гаррель вздрогнул, Треклятый продолжил:
– Я мог бы поступить так без этой беседы. Назовем ее частью сделки. Орден готов оказать тебе доверие в обмен на твою добровольную готовность сотрудничать.
– Какая сделка?.. – через силу спросил Гаррель. В голове его возникали картины одна другой ужаснее: массовые сожжения арсов на площадях, пытки в подвалах, медицинские эксперименты. Сейчас, конечно, не средние века, когда Треклятые Жрецы бесчинствовали, искореняя еретиков, но попадаться в руки этим фанатикам определенно не стоило. Даже если дела совсем плохи, даже если нет просвета…
– Это можно назвать паломничеством, – ответил жрец, – которое должно совершиться по велению души и сердец.
– А если я не почувствую веления души и сердец? – осторожно усомнился Гаррель.
– Мне было видение, – тихо, по слову, проговорил жрец. – Ты прошел обучение и присоединился к Черному Братству. Бесспорно, что случится именно так.
Гаррель опешил. Картины в его голове изменились, но не стали менее ужасными. Психотропные препараты, промывка мозгов, ритуальные самоистязания… Что там еще могло твориться, за стенами храма Треклятых Жрецов?
– Когда ты вошел в эту комнату, я тебе сказал, что зло пришло в Сферы. – Глаза жреца пытливо пылали. – Ты ответил, что знаешь. Почему?
– Я… – Гаррель огляделся, словно надеялся отыскать на стенах, нуждающихся в побелке, подсказку. – Потому что это правда, безрадостный…
На самом деле он не мог объяснить, почему он ответил именно так. Была какая-то необъяснимая уверенность, он просто знал, что некое зло
