Но она была доверху забита землей. Снова тупик. Еще один путь, отрезанный временем и тленом.
Опустив голову, Танос захлопнул люк и вылез из ямы.
Кошмарные сны вернулись. Танос видел умирающих поодиночке и тысячами людей. Видел падающие бомбы, распыленные по ветру смертоносные бактерии. Видел, как клинки резали кожу, кромсая вены. Видел сломанные шеи, видел детей, удерживаемых под водой, пока они не прекращали брыкаться.
Ему стало страшно видеть Масику. Ее страдания постоянно напоминали ему о его собственной беспомощности, и это лишь давало новую пищу кошмарам, делая их еще более жестокими и натуралистичными.
Как-то ночью, лежа рядом с Масикой в постели, он никак не мог уснуть. Мысли в его голове крутились, как и сам Вельт, словно игрушечный мячик, запущенный в звездную бездну. Все его маршруты – каждый его поход на триста пятьдесят километров – виделись Таносу годовыми кольцами огромного перекрученного дерева.
– Я знаю, – прошептала Масика.
Танос удивленно повернулся, не ожидал услышать ее голос. Масика лежала на боку и смотрела на него своими по-прежнему проницательными глазами.
– Не надо говорить, не трать силы, – сказал он.
– Я знаю, кто ты, – на лице Масики появилась теплая, нежная улыбка. – Мой прекрасный человек-скала.
Танос раскрыл рот, но буквально потерял дар речи. Масика потянулась и крепко, насколько было сил в ее слабом теле, сжала его руку.
– Твои руки, – прошептала она, – твои грубые серые руки…
Танос отвернулся и разрыдался. Рука Масики обмякла. Когда он вновь взглянул на нее, она уже спала глубоким безмятежным сном.
Одним ужасным днем Масика подозвала Таноса к себе. Слабым, тонким голосом она попросила отнести ее в поле.
Танос одолжил у лекаря носилки, и сам взялся с одной стороны, а с другой попросил А’Ларса. Масика казалась легкой, как воздух, как бриз, постоянно дующий над полями.
Как ангел.
Они положили ее у края поля, сразу за изгородью. День выдался ясным и светлым. Рядом высилась кукуруза, впереди лежали клочки коричневой, пострадавшей от многолетней засухи травы.
Танос заметил огромный валун – тот самый, у которого он много лет назад впервые увидел своего ангела.
Внутри Таноса вновь затеплилась искра.
Один за другим попрощаться с Масикой подходили соседи. Семейство Яза в полном составе из четырнадцати человек, улыбчивая беззубая Лорак, виртуозно управляющаяся с ножом Рина. Женщина, поселившаяся в доме старика Мако – Танос так и не запомнил ее имени. Лекари – старая Хара и ее дочь Шара.
– Ох, – вздохнула Масика, – за что мне все это?
Танос не понял, говорила она о своей болезни или об оказываемых ей почестях.
Завидев Пагана, Масика раскрыла объятия. Воин опустился на колени и дрожащими руками обнял ее.
– Спасибо, – сказала ему Масика, – спасибо за все.
Танос наблюдал со стороны, неспособный ступить и шагу, будто каменное изваяние.
Хетер склонилась над матерью и долго не отходила. Они о чем-то шептались, так тихо, что никому не было слышно.
– Не волнуйся, – сказала наконец Масика. – Иди.
Хетер колебалась.
Масика с трудом улыбнулась.
– Иди и наведи кругом шороху.
Хлюпнув носом, Хетер улыбнулась в ответ и убежала.
Кто-то тронул Таноса за руку. Это была Шара. Она была еще совсем юной, но ее глаза были как у старого человека – даже старше, чем у ее матери.
– Еще чуть-чуть, – сказала она.
Теперь с Масикой говорил А’Ларс. Танос слышал, как он произносит: «Хорошо, обещаю».
Солнце было на своем привычном, неизменном в течение столетий месте, ровно в центре Вельта.
– Муж, – хрипло позвала Масика.
