Все наши ложные «сегодня»

Я не могу смотреть ей в глаза, когда она выходит из спальни, одетая во вчерашнюю одежду. Она обувается, балансируя сначала на одной ноге, потом на другой, и через шестьдесят секунд она исчезнет, а я поплетусь дальше, к следующей фазе своего бедствия.

Но она ни в чем не виновата. Это моя вина – и его тоже, – и даже если я не могу разобраться в этом хаосе, то мне все равно надо что-то сделать. Девушку вроде бы действительно зовут Бет, и ее ни в коем случае нельзя бесцеремонно вышвыривать вон.

– Погоди, – выдавливаю я. – Бет… Извини, я не очень хорош по этой части. И не думай, что вчерашнее ничего не значит. Я мог бы, конечно, притвориться, что ничего не было, и обходиться с тобой в офисе, как с посторонним человеком. Но давай будем честными по отношению друг к другу. Ты согласна?

Бет смотрит на меня, моргая. Может, она ожидает получить от меня очередную словесную пощечину? Но ничего подобного не случается, и она вдруг делается мило растерянной, а после этого суровой и удрученной. Она скрещивает руки на груди и выпрямляется во весь рост.

– Ты хочешь, чтобы мы были честными друг с другом? – переспрашивает Бет.

– Да, – киваю я. – Я же… м-м-м… я ничего не помню.

– Ясно, – произносит она.

– Мы что, много выпили?

– Наверное. Я – точно перебрала.

– Ладно, – говорю я. – А ты слышала, что я угодил в больницу?

– Конечно, – сразу отвечает Бет.

– В таком случае я, вероятно, должен принести извинения, если вчера сболтнул или сделал… что-то лишнее или неподобающее.

– Да уж! – вырывается у нее. – Неподобающее… ты нашел верное словечко!

– Что ж, тогда я очень сожалею об этом.

– Почему ты ведешь себя так? – осведомляется Бет.

– Как?

– Хорошо, – поясняет она. – Ночью ты вовсе не был хорошим. Ты оказался грубым. И если ты хочешь услышать правду, я тебе ее скажу. Это было отвратительно и даже не походило на секс. По-моему, вчера ты решил выпустить пар, и тебе случайно подвернулась я. Вот что ты заставил меня почувствовать. Как будто я резиновая кукла с отверстиями…

Она вытирает глаза тыльной стороной ладони. Мне нечего возразить, и я продолжаю ее слушать.

– Я пыталась утром изображать из себя крутую, но я себя обманывала, – продолжает Бет. – Я почти не спала ночью и пообещала себе, что никогда не попаду в столь унизительную ситуацию. Особенно с человеком, которым я, между прочим, восхищалась… Я же выбрала архитектурный факультет, потому что хотела изменить мир! Когда я пришла к тебе в офис, я чувствовала такое вдохновение… Но теперь я все погубила. Как глупо!

– Ничего не погибло, – вяло возражаю я. – Ты не сделала ничего плохого.

– Не понимаю, – удивляется она. – Вчера ты не хотел смотреть на меня, когда мы… а сейчас ведешь себя как совершенно другой человек.

– Мне очень жаль, – повторяю я.

– А ночью ты ни о чем не сожалел. Ты – мой босс. Ты можешь одним махом сломать мою карьеру. То, что произошло – совсем не тот секс, который мне нравится. Но я подумала, что плохой секс с уродом все равно лучше, чем другой возможный вариант. И, пойми меня правильно, я тебе не угрожаю. Я сама согласилась. Мне только хотелось, чтобы все поскорее закончилось. И лежа в кровати, я вновь и вновь убеждала себя: утром веди себя так, Бет, будто ничего не произошло – и тогда все обязательно останется в прошлом.

Я знаю, что Бет справится, и молчу. Это я качусь в пропасть. И что я могу ей сказать? Утешить, ободрить? Прости, Бет, все, что ты говоришь мне – ужасно, у меня душа разрывается… но, клянусь, то был не я, а моя испорченная копия, которую я создал, исказив реальность.

А имею ли я какое-либо право на то, чтобы исповедоваться перед Бет и при этом еще давить на жалость?

Я чувствую себя опустошенным. Мне трудно дышать, как будто у меня из легких выкачали кислород.

Джон донельзя меня разочаровал.

И ведь я ничего не почувствовал! Меня не задвигали в глубину сознания, Джон не царапался и не толкался, прорываясь наружу. Меня элементарно аннигилировали. Я и не догадывался, что схлопнулся, пока не проснулся и не обнаружил себя в его квартире.

Возможно, я очень устал после того, как провел бессонную ночь в обществе родных. Я ослабел. Убрал руку с пульса. Расслабился.

И Джон взял верх – а когда это случилось, в нем не осталось ни капли меня.

Я слишком поздно все понял. Идиот! Я-то думал, что являлся ему лишь во сне. Но выяснилось, что я не покидал Джона ни на минуту. Я был не только плодом его воображения, но и совестью.

Без меня в нем нет ни теплоты, ни сострадания. Никаких человеческих привязанностей. Я считал, что он лучше, чем я, сильнее, умнее, талантливее. Но мы пребывали в равновесии. Он оказался главным приводным колесом, но я всегда подталкивал его наверх и сдерживал его бездушные позывы. И что мне