Все наши ложные «сегодня»

тем, как она забеременела.

– А вам почему все известно?

– Эмма сказала, – просто отвечаю я.

– А она-то откуда?.. – отрывисто спрашивает Лайонел и резко умолкает.

– Незадолго до смерти, в больнице, Урсула сказала дочери, что никогда не переставала вас любить. А на похоронах вы сообщили Эмме, что жили в Гонконге. Наверное, она связала одно с другим. Кроме того, Эмма совсем не похожа на Джерома, но имеет немалое сходство с вами.

Лайонел слабо улыбается.

– Мы ловко заметали следы, – произносит он. – Никто не догадывался о том, что наши отношения не прекращались.

– Эмме уже под пятьдесят. С той конференции прошло много времени.

– Нет. Они действительно не прекращались. Наша любовь длилась около полувека. Она закончилась только на прошлой неделе.

– Но ведь Урсула умерла два года назад! – изумляюсь я.

– Ладно, – ворчит Лайонел. – Мне нужно показать вам кое-что еще.

107

Нас ждет черный автомобиль, за рулем которого сидит громила с мощной шеей. Этого типа я уже встречал возле склада. Оказывается, здоровяка зовут Вэнь: по крайней мере, так к нему обращается Лайонел.

Я, естественно, не узнаю ни марки, ни тем более модификации автомобиля, поскольку он сконструирован Лайонелом. Машина сделана из сверхплотного биоразлагаемого материала и приводится в движение аккумулятором, заряженным от Двигателя.

Мы мчимся по извилистой дороге, петляющей по краю обрыва Шек-О вдоль восточной стороны острова Гонконг к Чайваню, и Лайонел рассказывает мне о том, что происходило с ним за все эти годы.

Но хотя Лайонел Гоеттрейдер до сих пор сохранил свою несравненную гениальность, уследить за ходом его мыслей очень непросто. Видимо, у него всегда было мало собеседников, зато имелось сильное желание поговорить: и теперь Лайонел постоянно отклоняется от темы для очередного объяснения той или иной заковыристой технической тонкости, которая меня совершенно не интересует.

Но давайте взглянем правде в глаза: это, вероятно, и был самый важный день в моей жизни. Тем не менее я то и дело ловлю себя на мысли, что отвлекаюсь на мелькающие за окном пейзажи. За окном проносятся крутые утесы, облепленные сочной зеленью, ярусы холмов, подернутые туманом, и холодная синева бухты Тай-Там…

Пока я глазею в окно, повествование Лайонела змеится между такими вопросами, как разница между фотонами и поляритонами. Если вам стало любопытно, могу воспроизвести фрагмент речи Лайонела: «Поляритон – это комбинация фотона с дипольно ориентированным материальным возбуждением, наподобие фонона, являющегося своеобразной квазичастицей в конденсированном веществе, которая складывается из вибрирующих упругих сетей взаимодействующих атомов и молекул».

Если вы уловили смысл, значит, вы сразу найдете с Лайонелом Гоеттрейдером общий язык.

Но вернемся к эксперименту. Итак, суть проблемы состояла в том, что после аварии, случившейся 11 июля 1965 года, семнадцать пострадавших оказались в одной больнице.

Весьма неловкая ситуация, верно? Медики же на вполне законных основаниях боялись, что пациенты получили смертельную дозу облучения, которая могла напрочь разрушить костный мозг. К счастью, выяснилось, что никто из них не облучен.

Я не знаю, как сказать Лайонелу, что если бы я не изменил вектор времени, то все Свидетели, а также и он сам, умерли бы в течение нескольких месяцев. Он, похоже, верил в то, что его эксперимент должен был преобразовать мир, и физические страдания от лучевой болезни явно не входили в его планы.

Так что я молча его слушаю, а он продолжает говорить.

Ну а отношения Лайонела, Урсулы и Джерома вовсе не стали банальным любовным треугольником. Это была скрытая от обоих миров тайна, над которой возвышались монументы величию Гоеттрейдера. Причем в самом буквальном смысле – ведь в Сан-Франциско, где был рассеян пепел ученого, возвышалось изваяние ученого. Гигантский Гоеттрейдер держал в руках точную копию первоначального Двигателя, окруженного мерцающим вихрем, и смотрел куда-то вдаль…

После того как все благополучно покинули больницу – культю руки Джерома удачно прижгло тем самым энергетическим выбросом, который и отрезал ее, – было проведено расследование. Оно проходило под контролем федерального правительства и не получило никакой огласки, поскольку в то время начались наземные военные операции во Вьетнаме. Обстановка накалялась с каждым днем. Президент Джонсон готовился объявить, что он отправил во Вьетнам сто двадцать пять тысяч солдат, и, естественно, понимал, что сильно рискует. Помимо прочего, он вкладывал кучу средств в гонку вооружений с Союзом и уделял внимание космическим программам (Джонсон явно хотел осуществить мечту Кеннеди о высадке астронавтов на Луне уже к концу десятилетия).

В общем, страсти не стихали. Конечно, федералам было необходимо, чтобы граждане Америки трепетали в простодушном