Он достал из-под стола белый кожаный сапог, подошел к сундуку, приподнял крышку и швырнул сапог внутрь.
«Орг!» Этот звук раздался не из сундука – это Эймос чуть не подавился последним куском колбаски. Эймос и серый господин взглянули друг другу в глаза… и промолчали. И только сундук вставил свое слово: «Грублмеумплефрмп… и-ик!»
– Ну ладно, – произнес наконец Эймос, – пойду-ка я на палубу, прогуляюсь немножко.
– Не делай глупостей, – возразил серый господин, разглаживая на запястьях свои серые перчатки. – Если после обеда ты собираешься бодрствовать, лучше сразу пойти спать.
– Поверьте, глоток свежего воздуха поможет мне заснуть.
– Нет уж, это ты поверь мне, – ответил серый господин, – я посыпал твою яичницу и колбаски кое-чем, что поможет тебе заснуть намного лучше, чем весь свежий воздух на свете.
Эймос вдруг почувствовал, как его веки тяжелеют, а в голове становится легко и пусто, и сполз со стула.
Очнулся Эймос на полу, в камере на корабельной гауптвахте. Точнее, его разбудил Джек. Джек был в одних подштанниках: утром, когда Джек вернулся, матросы набросились на него, отобрали одежду и отдали обратно тюремщику.
– Что с тобой случилось? – спросил Джек.
Эймос все ему рассказал.
– Значит, мы разоблачены и все потеряно, – заключил принц. – Уже полдень, солнце поднялось всего выше и припекает всего жарче. Корабль встал на якорь, не доходя двух лиг до того места, и серый, наверно, собирается пойти за третьим осколком сам.
– Чтоб у него голова раскололась на тысячу осколков от головной боли! – выпалил Эймос.
– Эй вы там, потише, – прикрикнул на них тюремщик. – Мне спать охота.
Он расстелил на полу свою серую парусину и прилег.
Волны били в борт корабля, и через минуту Джек сказал:
– Мимо замка Далекой Радуги течет река, и если спуститься в сад, можно услышать, как вода бьется о стену. Точь-в-точь как этот шум.
– Гони грусть! – велел ему Эймос. – Нам нужно хорошенько поднапрячь мозги.
Откуда-то донесся стук.
– Честно говоря… – сказал Эймос, покосившись на потолок, – был у меня один друг, Билли Баста, старый моряк с деревянной ногой. Мы с ним часто играли в бирюльки. Когда он поднимался в свою комнату, на второй этаж таверны «Мореход», было слышно, как он там наверху расхаживает. Точь-в-точь как этот стук.
Стук повторился.
– Но это стучат не наверху, – сказал Джек. – А под нами.
Оба уставились на пол. Джек встал на четвереньки и заглянул под койку.
– Там есть люк, – шепнул он Эймосу, – и в него кто-то стучится.
– Люк в днище корабля? – удивился Эймос.
– Не будем задавать вопросов, – сказал Джек, – просто откроем.
Они схватились за кольцо и подняли крышку люка. В проеме не было ничего, кроме зеленой толщи воды. Но вдруг в глубине возникла Леа.
– Что ты здесь делаешь? – прошептал Эймос.
– Пришла вам помочь. Вы добыли две части разбитого зеркала. Теперь добудьте последний осколок.
– Но как ты сюда попала? – спросил Джек.
– Нас разлучает только блестящая поверхность всего сущего, – пояснила Леа. – Слушайте: если вы выберетесь через люк, то сможете проплыть под кораблем и вынырнуть.
– А когда мы проплывем под кораблем, – сказал Эймос, – то сможем снова забраться на борт.
– Но зачем нам забираться на борт? – спросил Джек.
– У меня есть план, – ответил Эймос.
– Но сработает ли твой план, если серый уже в саду буйных красок и пряных ароматов, если он уже идет мимо розовых мраморных фонтанов, где на бортиках поблескивают черные бабочки? – спросил Джек.
– Мой план сработает, пока осколок зеркала остается под охраной серебристо-белого единорога, – ответил Эймос, – а не попал в руки серому. А теперь ныряй в люк.
Принц нырнул, Эймос последовал за ним.
– Эй вы там, потише, – буркнул тюремщик, не открывая глаз.
В саду серый господин, прикрывая голову зонтиком, в солнечных очках, плотно прилегающих к лицу, действительно уже шел сквозь мир буйных красок и пряных ароматов, мимо розовых мраморных фонтанов, где поблескивали черные бабочки. Было жарко; серый господин обливался потом, голова у него
