попросила я.
– Нина, он без сознания, – тихо прошептала Амина.
Я сама не заметила, как по щеке скатилась слеза, только ощутила соленый вкус на губах.
– Что же сделать, чтобы привести его в чувство? – ни к кому конкретно не обращаясь, задала я вопрос, пытаясь хоть что-то сообразить.
– А если послать ему силу? – внесла предложение Зифа.
Я с надеждой посмотрела на нее.
– Это возможно на расстоянии?
– Да, но нужна твоя кровь, – кивнула аэра.
Я, не раздумывая, протянула обе руки.
– Бери сколько надо, главное, чтобы ему помогло, – твердо произнесла я.
– Почему именно кровь Нины? Она же человек, – удивилась вампиресса. – Может, лучше нашу общую смешать? Так эффект точно будет положительный.
– Нира, ты еще не поняла? – снисходительно отозвалась Зифа, хитро поглядывая на меня.
– Ты хочешь сказать, что Нина… – широко открытыми глазами уставившись на меня, прошептала Нира.
Мне только и оставалось, что беспомощно переводить взгляды с одной на другую, пытаясь понять, о чем они говорят. Но мыслей не было. Я несколько раз открывала и закрывала рот, но мне не давали и слова вставить.
– Да. Поэтому только ее кровь поможет хранителю. А сейчас надо действовать, пока к нам никто не начал ломиться.
– А мне объяснить хоть что-нибудь не хотите? – все-таки вклинилась я.
Но отвечать никто так и не стал, а вот их хитрые взгляды мне определенно не понравились.
Драконица провела ногтем по моему запястью. Над выступившей кровью она стала водить руками и шептать заклинание. В комнате повисла тишина. Я наблюдала, как красные капельки закружились в водовороте, образуя небольшой смерч. А потом устремились прямо в монитор, пройдя его насквозь. Вот это да… Но когда уже в камере смерч увеличился, осветил все вокруг и врезался в тело бессознательного юноши, я не сдержала крик. А если мы сделали только хуже? Тело Раата дернулось и затряслось.
Мгновение – и оковы слетели. А сам хранитель – живой, здоровый и без единой раны оказался стоящим на полу. На его губах блуждала улыбка. Он посмотрел прямо в глазок камеры.
– Аэры, я восхищен вашей сообразительностью, – низко поклонился юноша. У меня сердце забилось от радости. Хотелось броситься к нему и сжать его в своих объятиях. – Нина, тебе удалось удивить комиссию?
– Еще как, – буркнула я. – Но аллегорию понял, кажется, только один принц. Остальные не сообразили, отчего я нарисовала именно ад. Да я и сама не сразу поняла, почему вышло именно так.
– На тебя ведь пытались оказать давление, чтобы ты выдала свои секреты? – спросил Раат.
Я вспомнила свои первые ощущения, и меня передернуло.
– Да. Сначала возникло непреодолимое желание нарисовать эту комнату и связанного тебя, но я осознала, к каким последствиям это может привести. И перенаправила свое желание в другое русло, – ответила я. – Кстати, а почему столько удивления было, когда я сообщила о своих художественных талантах?
– А ты разве не читала историю? – поразилась Амина.
Я посмотрела на нее с легким упреком.
– Если я понимаю язык, это не значит, что могу читать и писать на нем, – пояснила всем присутствующим. – Я только слушала, что нам говорили. А про художников ничего сказано не было.
– Тогда я тебе объясню, – вызвалась эльфийка. – Как ты думаешь, почему при слове «художник» многие трясутся, как осиновые листья? Причем не только в этом мире. У нас, например, тоже. И если у кого проявляется такой талант, их сразу же казнят.
– Какой ужас! – не сдержала возгласа я. – За что? Откуда столько жестокости?
– Это не жестокость, а вынужденная мера спасения, – не согласилась Амина. – Художники – идеальные убийцы. Причем они любят мучить, заставлять жертву страдать. Приговоренный умирает не сразу. Все зависит от степени его вины перед заказчиком.
– Амина, это абсурд, – не поверила я. – При чем тут рисование и убийство?
– Нина, когда тебе очень плохо, ты начинала рисовать. Правильно? – сказал Раат, и я кивнула. Действительно, было такое. – И на лист бумаги ложился образ обидчика. Ты его рисовала в темных тонах, иногда от злости вешала портрет на стену и метала в него дротики. Было такое?
– Со мной не было, но ты прав, я слышала, многие так делали. И не только с портретами, но и с фотографиями. Только я пока не вижу связи, – нахмурилась я.
– А связь состоит в том, что нарисованное изображение оживает. И обидчик испытывает всю гамму ощущений, которую для него приготовили, –