куда худшее. Она уничтожила в тебе все самое важное!
Арахон во мне корчился от боли, когда она выплевывала эти слова. Закончив, Иоранда, чуть приподняв платье, сошла с корабля, стуча каблуками по доскам. И ни разу не оглянулась.
Вскоре она исчезла вдали улицы, а я почувствовал стыдливое облегчение. Разговор этот был труднее, чем схватка в Каса Вилетта. И я знал, что угрызения совести теперь будут мучить меня дни напролет.
Однако мне все казалось, что в этой сцене было что-то странное. Такое чувство, будто я принял участие в пьесе. Ее удивление, печаль, потом отвращение – все это производило впечатление разыгрываемой роли, да еще и с чрезмерной экспрессией. Если она так сильно переживала смерть Арахона, то почему сняла траур уже через несколько дней после его похорон?
Но может, мне так только казалось?
Ведь я никогда не мог понять женщин, а Иоранда была женщиной совершенно необычной.
Впервые с момента прихода в этот мир я жалел, что я не Арахон.
Х
Вечером мы с Легион сели в ее капитанской каюте. Тут было полно мебели из инкрустированного золотом эбенового дерева, шелковых подушек, усеянных драгоценностями сабель и развешанных на стенах скимитаров.
Женщина вальяжно устроилась за столом, положив на него ноги в высоких кожаных сапогах. Я уселся в кресле напротив и засмотрелся на бокал, который держал в руке. Не мог разобрать, что за буквы на нем вырезаны. Должно быть, она захватила его где-то на другом краю мира.
Я понимал, что наступил момент раскрыть карты. Если мы будем действовать вместе, то должны друг другу доверять.
Первой заговорила Легион.
– Мы хотим увидеть тенеграф.
– У меня его нет, – ответил я, поднял бокал и опрокинул несколько последних липких капель порто в глотку.
– Мы не верим, – ответила она. – Инквизиторы не нашли тенеграф, хотя хорошо обыскали твой труп. Через два дня вернули тело Иоранде, но она тоже не нашла стеклышка. Нет его и у нас. Прежде чем мы добрались до тела, подле него были уже люди Черного Князя. Вопрос: кто взял тенеграф?
– Я бы охотно ответил на него, но есть одна серьезная проблема. Когда он исчез из моей куртки, я был мертв. Это, полагаю, достаточно веская причина, чтобы не помнить?
– Скажем так, достаточная. И никаких подозрений?
– Нет, – ответил я, хотя что-то уже начало смутно брезжить у меня в голове. – Но я могу тебе его описать. Четырехрукий мужчина, сотканный из чистого света. Неплохо сложен, могу добавить. Лицо ангела, смотрит словно по-доброму, но одновременно с неясной угрозой. Словно мясник, разрубающий поросенка.
– А на троне?
– Что на троне?
– На тенеграфе виднелся фрагмент Герменеза. Как он выглядел?
Вопрос застал меня врасплох. Пожалуй, никто, видевший картину, не обращал внимания на фон.
– Я не заметил…
Она возвела глаза к небу.
– Сияющий – кто он такой, дьявол его дери? – спросил я. – Андреос понятия не имел, хотя и получал рапорты от шпионов во дворце. Князь тоже не имел представления. Только ты, кажется, что-то знаешь.
– Мы не уверены. Для этого нам и нужен тенеграф: чтобы подтвердить подозрения, изучить его слабые места… Мы полагаем, что это некий конструкт. Может быть, вывернутое на противоположную сторону соединение светлой и темной половинок живого существа? Анти-антигелион?
Я встряхнул головой, поскольку совершенно не в силах был себе это представить.
– Ладно, вернемся к азам. Ты уже знаешь тайну, которую первым раскрыл Альрестель. Знаешь, что светлое пространство и тенепространство – суть зеркальные отражения. Что каждое существо обладает своей второй половиной, живущей по ту сторону, под другим солнцем, соединенное с ней невидимой нитью.
Я согласно кивнул.
– Одним словом, всякое сущее состоит из четырех элементов: из светлого существа и ее черной, солнечной тени, которые пребывают в этом мире. Из темного существа и его бледной, антисолнечной тени, пребывающих на дне тенепространства. Обозначим светлое существо литерой А. Ее тень – это 1. Темное существо обозначим литерой В. Ее тень – это 2. Четыре элемента. Условимся, что когда составляем мы из них пару, первый элемент будет означать само создание, а второй – его след. Понятно?
Я кивнул.
– Когда Творец завершил свое дело и ушел, Он оставил после себя комплект инструментов, с помощью которых создал оба мира, язык, позволяющий