Но всё было именно так.
Кара находилась в неуправляемом металлическом ящике, направляясь на встречу с женщиной, которая, принимая во внимание обычное значение слова «сенатор», вероятно, была одним из влиятельнейших людей в Лондоне-за-Стеклом. «Никто не поднимается на девяностый без приглашения». Она подумала о Максе и Бруно, ожидающих на дне шахты, во всей их мускулистой вооруженной красе. Упоминать, что она проникла сюда под ложным предлогом, явно не следовало.
Вот только признаться ей мешало нечто большее, чем страх. В голове звучал Парвин голос: «Они всегда мне улыбаются, но иногда я вижу улыбку, а иногда – зубы. Думаю, они хотят сделать со мной что-то нехорошее». Что если кто-нибудь во дворце знал об исчезновении Парвы? Что если они были в этом замешаны? Очевидно, это были люди, с которыми она работала. Пока Кара не узнает больше, за стеклом оставалось только два человека, которым она могла доверять, и оба носили ее лицо.
Кара могла быть одна, чуть не утонувшая и тошнотворно заблудшая, но «графиня Парва Хан» имела здесь вес: ее лицо украшало высотки, а имя открывало любые двери. Ради надежды найти зеркальную сестру Каре предстояло воспользоваться этой властью.
«Ты – графиня Парва Хан, – повторяла она себе. – Ты – графиня Парва Хан».
И только на задворках ее разума ей отвечал шепот: «Это все та же ты, Кара».
Кара заставила его замолчать.
Она почувствовала нутром, как лифт замедлился. Двери отворились, и девушка ахнула.
Глава 12
Чирикали птицы, жужжали насекомые.
Там, где через купол пробивалось солнце, ярко светились зеленые с белыми краями листья. Кара озиралась, сбитая с толку сменой обстановки. Она попала наружу? Это сад на крыше? Услышав, как за спиной закрываются двери, девушка обернулась. Маленькая будочка, вмещавшая лифт, почти полностью скрывалась пышным ковром плюща.
Сквозь листву Кара увидела отблеск света на чем-то металлическом и устремилась туда. Шлепая ногами по влажной траве, она продиралась сквозь папоротник и аккуратно подстриженные кусты, пока затылка не коснулся луч света, теплый и мощный, сфокусированный оконным стеклом. Подняв глаза, Кара увидела сквозь кроны деревьев нависшую над нею остекленную стену, сходящуюся в точку на вершине потолка. Макушку небоскреба венчала массивная стеклянная пирамида – идеальная теплица – и кто-то разбил в ней английский загородный сад.
Подстриженные газоны окружали аккуратно подстриженные розовые кусты и клумбы, засаженные всевозможными цветами, названий которых Кара даже не знала. Старая, покрытая лишайником статуя стояла возле гравийной тропинки, вьющейся между розами. Ветви над головой ломились от листьев; девушка догадалась, что в них, наверное, скрыта система полива. Кара глубоко вдохнула, и ощутила, как запах цветов и травы придает ей сил.
Деревянные двери, скрытые кустами, распахнулись, и в сад вошла женщина. Кара смущенно стояла, рассматривая незнакомку, как и она – ее. Костюм и собранные в строгий пучок волосы оказались одинакового серого, словно зимнее небо, цвета. Помятое, как чашечка физалиса, лицо покрывали морщины. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы понять: на лице женщины нет серебристых стежков, а морщины на его левой стороне не повторяют морщин на правой. Почему-то от этого по Кариной спине пробежал холодок. Женщина оказалась несимметричной. Она была точной копией кого-то из Кариного Лондона, созданной бесконечными отражениями, пойманными между двумя зеркалами, со всеми различиями и отклонениями, свойственными настоящим людям. Она была чьим-то зеркальным близнецом, как Парва для Кары. Представительницей Зеркальной знати. Зеркалократкой.
«Итак, – подумала Кара, – наверное, это и есть сенатор Кейс».
Женщина шагнула вперед. Ее взгляд блуждал по Кариному лицу, словно фиксируя каждую деталь. Рука сенатора медленно потянулась ко рту, будто испугавшись, что следующий вдох может разрушить мгновение. Она сделала еще один неуверенный шаг, потом еще, а потом, хрустя гравием, пробежала оставшееся расстояние и заключила Кару в горячие объятия.
– Ох, Маго, – пробормотала она трепещущим голосом. – Ох, слава Маго, ты цела. Ты цела.
Женщина замолчала, и они все стояли и стояли. Наконец, она выпрямилась и неуверенно положила руки Каре на плечи, словно удерживать ее было пристрастием, от которого не так-то просто отказаться. Кара попыталась завязать разговор:
– Сад великолепен, сенатор Кейс, – в конце концов, выдавила она. «Ого, Кара. Остроумно».
– Сенатор? – женщина недоуменно нахмурилась. – С каких пор мы перешли на официоз,
– Спасибо. Здесь… очень умиротворяюще, – ответила Кара, умудрившись слабо улыбнуться. «Чудесно. Ослепительно глупо. Продолжай в том же духе».
Сенатор Кейс снова рассмеялась легким заразительным смехом:
– Умиротворяюще? Лучше и не скажешь. Это помогает мне не сойти с ума в такие дни, как сегодня.
Кара почувствовала приязнь к этой женщине; она обладала окаймленной теплом строгостью, словно учитель, против опеки которого ты на самом деле не возражаешь.
