Стеклянная республика

лицо в затянутые в перчатки руки. – Я так обрадовался, услышав, что вы к нам вернулись, – признался он. – Боялся, что это лицо, одно из наших величайших богатств, осквернено.

Кара изо всех сил старалась не извиваться под его взглядом.

– Гм… спасибо, – пробормотала она. – С остальной мною все, кстати, тоже нормально.

– Нормально? Ой, нет. Нет, нет, так совсем не пойдет. Смелость – это хорошо. Смелость работает, но беспечность – это уже слишком. Уверен, это должно быть ужасающе травматично: уродливые симметричные глаза глядят с невидимых лиц, руки, хватающие вас в ночи… – Бо Дрияр театрально содрогнулся. – Ужасающе.

– Если честно, я помню не слишком много…

– Амнезия, – Фотограф задумался, словно взвешивая достоинства идеи. – Травма столь страшная, что вырвала память из вашего сознания. Разум сам опустошил себя и свернулся внутри, словно перепуганный ребенок. Хммм. В этом есть вещество жизни. Абстрактно, конечно, но, возможно, я смогу выстроить кадр, как бы намекающий на это. – Он просиял. – Вызов! Очень хорошо, мы попытаемся. – Он тепло потряс руку Кары. – Вот почему я так люблю с вами работать. Эй, а где же Джульетта с этим проклятым платьем? Ах!

Он хлопнул руками в разных перчатках, и у Кариного локтя возникла молодая полулицая. Ее волосы были собраны в пучок с торчащими из него шпильками. Она с реверансом протянула девушке пухлый портплед. Одарив женщину улыбкой, которую она начала называть «Парва Хан номер два», Кара стала расстегивать «молнию» на сумке…

…и замерла, когда во тьме блеснуло что-то знакомое. Платье оказалось красиво, затейливо и асимметрично сплетено из полированной колючей проволоки.

Карино сердце екнуло. Она инстинктивно, словно от наручников, одернула кисти.

Кто-то рассекретил ее; и платье было нездоровым способом намекнуть, что они знали: Кара не та, за кого себя выдает.

В памяти эхом отдались слова сенатора Кейс:

«Я видела платье, в которое тебя хотят нарядить. Потрясающее».

«Это Кейс? Кейс все знает? Знала все это время?»

Девушка огляделась вокруг, ожидая увидеть приближающиеся к ней фигуры в черных доспехах с автоматами наготове, но в зале оказались только выжидающе глядящие на нее Дрияр и его помощница.

– Ну? Что думаете? – лоскутный фотограф, казалось, почти задыхался. – Стерлинг и Годдард, натюрельман. Мы никогда не заказываем ни у кого другого, но на этот раз они превзошли самих себя. Ума не приложу, почему нам не приходило это в голову раньше! Ведь история, рассказанная вами, когда вас впервые спросили про шрамы… почти так же легендарна, как и они сами…

– Правда?

Он нежно побарабанил костяшками пальцев по Кариному плечу.

– Ой, ну вы же знаете. «Колючая проволока?»… вдохновенное мифотворчество, мэм. Разумеется, никто не воспринимает эту историю буквально, но это урок, да еще какой: во имя красоты приходится терпеть боль. Лучшая притча, клянусь честью. Подлинное вдохновение!

Под разнобойным выжидательным взглядом Кара полезла в портплед и вытащила проволочное платье. Собственные пальцы показались ей узловатыми, неуклюжими. Девушка вздрогнула от прикосновения к металлу.

– Не беспокойтесь, – успокоил ее Дриярд, – колючки ненастоящие. – Он потянулся и сжал одну. Она была такого же цвета и так же блестела, как и весь металл вокруг, но прогнулась под его пальцами с гибкостью мягкого пластика. – Нам ни к чему несчастные случаи. Мы ведь не должны баловаться с классикой?

Кара держала платье между большим и указательным пальцами, словно отравленное. Пот покалывал кожу, и она надеялась, что окружающие спишут это на жар софитов. Она сосредоточилась на последнем разе, когда видела Проволочную Госпожу, разрезанную на зазубренные куски в пыли под Святым Павлом, на том, как ее сознание вытекало из металлических завитков, побежденных, уничтоженных.

Ощутив проблеск движения в проволоке между пальцами, она сдавленно взвизгнула.

Дрияр с помощницей смотрели на нее во все глаза.

«Та тварюга сдохла, – твердо сказала себе девушка. – Кара, возьми себя в руки».

– Думаю, – с трудом выдавила она, – думаю, мне нужно к нему приноровиться.

Дрияр сморщил нос, нетерпеливо махнув Эспель, снова уставившейся на Аппарат Гутиерра.

– Полудевочка! – щелкнул он пальцами. – Ты же, вроде как, прислужница графини? Тогда, прислуживай, черт тебя дери!

Кара отшатнулась от его тона; она хотела защитить Эспель, но была слишком потрясена проволочным платьем и не смогла подобрать слова. А потом момент оказался упущен – она уже вышла из зала и шла по коридору, куда указала помощница Дрияра. Девушка толкнула дверь с картонной табличкой «Гардеробная», Эспель зашла следом.

Кара повернулась спиной и принялась высвобождаться из одежды. Добравшись до застежки бюстгальтера, ее руки задели шрамы от колючек на спине,