Эспель не заметила этого. Все ее внимание сосредоточилось на Карином горле, на проблесках пульса, который она хотела погасить. Она даже не вздрогнула, когда по коридору загрохотали шаги.
– Графиня? – Мясистый кулак забарабанил по двери. Эдвард позвал снова: – Графиня Хан?
Карины зубы скрежетали. Она чувствовала, как дрожат, словно гитарные струны, мышцы рук, как вылезают из орбит глаза. Симметричное лицо Эспель краснело над нею.
– Графиня! – Теперь задребезжала ручка двери. Эспель заперла ее, и удары Эдварда сотрясали всю дверную коробку.
Карины руки горели по всей длине. Она представила, как было бы легко опустить их, освобождая лезвие.
Девушка посмотрела на Эспель. Лицо блондинки сморщилось от сосредоточения и чего-то похожего на страдание, но нож в ее пальцах не дрожал.
«Я уже должна быть мертва, – подумала Кара. Верхолазка оказалась сильна, ее мышцы закалились от постоянного карабканья по крышам. Сама гравитация выступала на стороне Эспель: все, что ей оставалось сделать, это просто наклониться вперед, и закончить дело. Но она не наклонялась. – Почему я все еще жива?»
Новый громкий стук, затем дверь содрогнулась и треснула. Они обе вот-вот умрут: Кара – от удара ножа, а Эспель – через несколько секунд, когда дверь поддастся и телохранитель вломится внутрь. Верхолазка должна понимать, что у нее в запасе всего несколько мгновений, чтобы нанести последний удар, прежде чем ее схватят, но он все не обрушивался. Симметричное лицо Эспель было мятым, красным и печальным.
«Прежде, чем ее схватят», – подумала Кара. Внутренним взором она увидела Гарри Блайта, борющегося с собой, со смертоносным паразитом, проснувшимся в его теле.
Она отпихнула держащую нож руку Эспель в сторону и вниз, за диван, вцепилась в край ее блузки и притянула к себе. Мертвецки пьяные глаза вспыхнули – Эспель поморщилась в ожидании удара головой, – но Кара прижала свои губы к ее губам.
Она держала ее: верхолазку, фрейлину, подругу, убийцу. Пульс бился как сумасшедший. Скрипнули половицы. Кара чувствовала, как Эдвард наблюдает за ними с порога.
– О… хм… понятно. Я…
Кара почти слышала, как краска заливает щеки телохранителя, но не поворачивалась, цепляясь за отчаянный фарсовый поцелуй.
Прошло семь бесконечно гулких ударов сердца, а она по-прежнему игнорировала присутствие маячившего в дверном проеме Эдварда. Кара хотела было издать влюбленный стон, но потом передумала. Все проигрывалось у нее в ушах: скрип половиц, визг петель закрывающейся двери, потом робкое шарканье по щепкам, когда телохранитель сделал все возможное, чтобы восстановить дверной замок. А потом, наконец, словно глотком воздуха для утопающей, раздался звук удаляющихся шагов.
Кара отлепила губы от губ своей потенциальной убийцы, но не ослабила хватку на ее запястьях. Через мгновение нож звякнул об пол.
Блондинка нерешительно выпрямилась, отлипая от спинки дивана. Желтая челка приклеилась ко лбу липкими от пота завитками. Эспель дрожала, ее глаза расширились, и Каре почти казалось, что она может читать через них мысли верхолазки: «Я жива. Матерь Зеркал, я жива… и что, черт возьми, мне теперь делать?»
Кара встала, осторожно подняла нож и снова села. Какая-то ее часть приготовилась к очередному нападению, но из Эспель, казалось, вытекла вся ярость. Она рухнула на диван рядом с Карой, уперев локти в колени. Голова склонилась, как у приговоренной к казни, слишком долго ждущей, когда же упадет топор.
– Что ж, – у Кары пересохло во рту. – Это было…
– Неловко? – предположила Эспель.
– Слабовато сказано, но, пожалуй, воспользуемся этим словом.
Несколько долгих мгновений они сидели в тишине. Потом…
– Почему? – произнесли обе девушки одновременно.
Кара поглядела на Эспель долгим взглядом.
– Думаю, – проговорила она, веря нож в руках, – учитывая обстоятельства, я позволю тебе объясниться первой.
Блондинка посмотрела на нее, а потом в потолок, словно прикидывая, с чего бы начать:
– Ну… видишь ли, я фанатка…
Внезапно Кару, словно икота, разобрал смех.
– Фанатка? – наконец, переспросила она. – А разве в этом деле не нужен некоторый разгон? Типа, цветы, конфеты, письма с угрозами по вечерам и мертвые питомцы к завтраку, прежде чем пырять кинжалом под ребра?
– Нет… в смысле, я пришла сюда не для того, чтобы тебя убивать, – возразила Эспель. – Не сразу.
Я пришла, потому что… – она всплеснула руками, словно понимала, насколько абсурдно это звучало. – Я
