Стеклянная республика

«Кто здесь что разглядит?» – подумала Кара, но повиновалась. Туфли чуть ли не буксовали по скользкому полу. Что-то грубо ткнулось в спину.

– Где мы? – прошипела она.

– Сейчас, в полночь? – натянуто переспросила Эспель. – В Иммиграционном центре на юго-западе.

– В Иммиграционном чем?

Раздался гулкий удар, и ослепительная темнота сменилась ослепительно-белым неоновым светом.

Кара прищурилась, глаза привыкли, а потом, узнав, расширились:

– Черт возьми, – выдохнула она. – Вокзал Виктория.

Глава 26

Они выглядывали из-за двери мужского туалета на первой платформе. Жесткая штуковина, упершаяся в спину, оказалась перекладиной турникета. Над ними раскинулась огромная крыша из стекла и металла, сморщенная и сложенная, словно промышленное оригами. Платформы оказались пусты, и Кара видела траншеи путей через открытые турникеты в вестибюле. Девушка разглядела отзеркаленные логотипы «Бургер Кинга» и «Маркса и Спенсера», хотя свет был выключен, а жалюзи опущены.

Кара почувствовала краткий укол узнавания. «Должно быть, ностальгия по торговым маркам Старого Города», – с кривой усмешкой подумала она, а затем озадаченно нахмурилась. Прямо за турникетами по центру зала ожидания тянулся ряд кабинок. Фигуры в форме сидели за оргстеклом, барабаня пальцами и переговариваясь. Время от времени раздавался нервный смех. Рядом с каждой кабинкой стояла зеленая холщовая раскладушка. Врачи в белых халатах сидели, притоптывая каблуками, покусывая ногти и тревожно поглядывая в сторону путей. Невдалеке туда-сюда бродили Рыцари в черных доспехах, сжимая и разжимая руки на рукоятках автоматов.

Все это выглядело чем-то средним между пограничным контрольно-пропускным пунктом и полевым госпиталем… и все, казалось, чего-то ждали.

– Эспель, – прошептала Кара. – Дома я прохожу через Викторию каждую неделю. Почему же я не видела отражения этого маленького цирка в витрине или типа того?

– Днем это обычный вокзал, – пробормотала в ответ Эспель. – Пограничные пункты устанавливаются только по ночам, во время большого притока. Нам невероятно повезло, что мы пробрались внутрь. – Ее голос звучал удивленно, даже недоверчиво. – После всех этих нападений здесь должно тереться гораздо больше рыцарьков… особенно сегодня вечером.

– Почему сего…

Ее оборвал визг тормозов и скрежет стальных колес об рельсы. Одинокий паровоз, черный, с ярко горящей фарой, медленно подошел к перрону, таща за собой единственный вагон без окон.

Знак Рыцарей – белый шахматный конь – резко выделялся на полированном черном металле. Поезд оказался обшит бронированными пластинами и напоминал тюрьму на колесах.

Контрольно-пропускной пункт ожил. Врачи готовили капельницы и проверяли хирургические инструменты, Рыцари потрусили нестройными рядами навстречу сбавляющему ход составу, образуя полукруг вокруг единственных дверей, когда тот затормозил, и замерли, немного пригнувшись, с оружием наготове. Их забрала были опущены, и Кара не могла видеть лиц, но даже очертания почему-то страшили.

– Новоприбывшие, – напряженно прошептала Эспель.

Гидравлика зашипела, и двери разъехались в стороны. Кара инстинктивно дернулась от звука, потом попыталась заглянуть между затянутыми в черную броню телами, разглядеть, что же такого опасного там могло быть. Мягкие снежинки кирпичной пыли просыпались на нее, когда пальцы Эспель крепче уцепились за край двери.

– Когда полулицые отражаются в первый раз, патрульные рыцарьки сгребают их и держат в лагерях, чтобы их никто не видел. Они – лишь половина того, кем были: половина старых воспоминаний и умений. Все растеряны, напуганы. Пока их не обработают на границе, официально они не имеют права въезжать. Поезда приезжают в лагеря по ночам и привозят их.

Что-то шевельнулось внутри поезда, но плечевая пластина Рыцаря закрыла Каре обзор, и девушке пришлось сдвинуться, чтобы лучше разглядеть. Фигура вышла из вагона, и в Карином горле горько смешались облегчение и разочарование. Человек опустил голову, ставя ноги с крайней, но не чрезмерной осторожностью того, за кем наблюдают взвинченные люди с оружием.

– В чем проблема? – прошипела Кара. – Почему так важно, чтобы их никто не увидел?

– Папа?

Когда из вагона раздался высокий испуганный голос, мужчина в коричневом костюме оглянулся, открыв левую сторону головы. Точно посередине лица, где у Эспель шел шов, его черты просто заканчивались. За правой ноздрей нос резко переходил в словно бы отрезанное бритвой тесто, там же обрывался и рот.

Левая сторона лица мужчины оказалась бледнее, чем у манекена в витрине магазина: грубый полуовал кожи под мокрыми от пота волосами. Рыцари оттеснили его, не трогая, взяв в кольцо стволами автоматов, словно боялись, что он сорвется и на кого-нибудь нападет.

Пальцы Эспель дрожали у губ. Нахмурившись, Кара осторожно отвела их и, взглянув на свою спутницу, спросила: