тащи свою водку.
Дальше уже продолжили за бутылкой, впрочем, недолго — полковник и в самом деле спешил, тем более, обещал еще раз заглянуть уже завтра.
— Примерно вот в это же время и загляну, ты жди, Вася.
— Дождусь, — улыбнулся Ганзеев. — Уж мы завсегда гостям рады.
— И я тебе кое-что интересное привезу… Тоже рад будешь.
— Так, может, мне того… — Капитан задержал гостя в дверях. — К мотоботу подходы прикинуть.
Николай Иваныч махнул рукой:
— Попробуй. Да и вообще, прикинь, что к чему. Только на рожон не лезь, и завтра мне все доложишь.
Ближе к вечеру, надев новые туфли и широкополое соломенное канотье, прикупленное здесь же, на местном рынке, Василий отправился на пляж, только не на общий и, упаси боже, не на санаторский, а чуть подальше — поближе к колхозным баркасам, к пирсу, около которого покачивался на мелкой волне мотобот с романтическим названием «Эспаньола».
На рожон, как и приказал полковник, не лез, в матросы или, там, в мотористы не набивался, просто наблюдал за корабликом… и за тем, кто к нему подходит. Никто так и не подошел, а на мотоботе явно чинили двигатель — меж каютой и люком в машинное отделение проворно летал какой-то по пояс голый парень с глуповатым лицом, затейливыми наколками и с шикарным чубом. То ключи какие-то приносил, то пиво…
Потом на палубу выбрался пожилой крепыш, крепко измазавшийся в машинном масле:
— Кешка, ветошь подай. И папиросы.
— А папиросы-то я откуда тебе возьму, Палыч? — изумился молодой вьюнош. — Ларьков тут нету.
— Так у тебя ж были.
— Так скурил все!
— Экий ты… Ну так стрельни у кого-нибудь, что рот-то раскрыл?
— Стрельни… Попробую.
Спрыгнув на причал, Кешка проворно побежал к берегу, к только что подошедшим пацанам-подросткам:
— Здорово, парни, курева дайте! О! Благодарю…
Уже начинало темнеть, и на пирсе зажглись огни, в свете которых из кормовой каморки-каюты вновь показался Кешка, только на этот раз — приодевшийся франтом: в тельнике и черных матросских клешах. Ну и чуб, само собой, был тщательно расчесан… правда, лицо от этого умнее не стало. Этакий сельский гопник.
— Че, Кеша, в клуб? — закричали подростки.
— В клуб. Раз уж там танцы. Эх, Одесса, жемчужина у моря-а-а… Пока, пацаны, не кашляйте!
Палыч, между прочим, не выходил, видать, решил заночевать сегодня на «Эспаньоле». В каюте зажегся иллюминатор. А вот юные купальщики явно засобирались по домам.
Ганзеев быстро оделся, забежал вперед и, надвинув на глаза шляпу, повернул подросткам навстречу.
— Здорово, пацанва. Кешку с буксира не видели? Ну, Кастетом его еще кличут.
— Не с буксира, а с мотобота. На танцах ищи, в клубе.
— В клубе? А я ведь его предупредить хотел… чтоб затихарился покуда. Ищут его в Приморске, говорят, кого-то порезал… или кастетом дал. Не насмерть, правда, но все ж…
— Это он может, — опасливо покосившись на Василия, парни тихонько засмеялись.
— Ну, ладно, не застал и не застал… В клуб уж не пойду, некогда… Нате вот, пацаны, закуривайте… Посидим малость… А ты чего папиросину не берешь? Мама заругает? Ох ты, господи, ути-пути… Ла-адно. Он, Кешка-то, все так же, вдвоем с Палычем. Не взяли помощника?
— Не-а, не взяли еще. Пока двигатель чинят, а за капитана — Палыч, хотя он, вообще-то, моторист да и судимый.
— Понятно. Значит, капитана ждут, шкипера?
— Да. Уж теперь кого назначат.
Василий блаженно затянулся: ясно теперь было — на мотобот ему соваться нечего, на шкипера насквозь сухопутный опер не тянул точно.
— Да-а… значит, капитана пришлют — втроем будут?
— Выходит, втроем. Да там и двоим-то делать нечего! Тоже еще — шхуна!
Кто-то из подростков презрительно засмеялся и сплюнул.
— Ладно, парни, бывайте, — махнув на прощание рукой, Ганзеев быстро свернул в первую же попавшуюся аллейку.
Переждал, пока стихнет вдалеке шумливый ребячий говор, вышел на главную улицу и не спеша зашагал к себе, наслаждаясь вечерней прохладой.
