ростовские князья, как видно, продолжая начатую отнюдь не сегодня тему, взахлеб обсуждали своего сюзерена и родственника — великого князя владимирского Ярослава Всеволодыча, причем именовали его исключительно «бритоголовым чертом», видать, в память о том, как князь ездил с поклоном в Булгар.
— Бритый-то бритый, а ярлык-то у него! — закусывая, цинично хмыкнул Борис. — Да я б ради ярлыка за великий стол… я б не только башку да морду — задницу бы побрил!
— Срамник ты, Боря!
— Батюшка, у тя давно уже отжившие взгляда. Рассуждаешь, как двести лет назад. А времена-то сейчас не те уже. Скажи ему, Глеб!
— Да, батюшка, изменилось времечко-то. Сейчас честь-то не в чести, а в глубокой заднице! Вон, черт-то бритый — на коне! И сын его старшой, Олексашка, к царевичам в друзья набивается. Слышь, мурзич, ты царевича того знаешь?
— Сартака?
— Да, да, так его и зовут.
— Хороший человек. Христианин, между прочим.
— Христианин, а жен, говорят, не одну имеет!
— Ну, так у них тут можно.
— Ты чего зашел-то, мурзич? Просто так или с делом каким?
— Мимо к хану шел… дай, думаю, загляну — посмотрю, кто тут.
— А-а-а…
— Ой, забыл спросить… Ты вчера Ваське Углицкому денежку смешную проиграл?
— Что еще за денежку?
— Ну, монетку… не серебряную и не медную… не понять, какую.
— А-а-а, вон ты про что, мурзич. А тебе что до монетки этой за дело?
— Так… я вообще люблю денежки собирать.
— Ишь ты — это дело все любят. А ту монету… я уж теперь и не вспомню, откуда она у меня? М-м-м…
— Ты б лучше вспомнил, Боря! — с нажимом произнес Ратников. — А то ведь у нас тут законы свои.
— Думаешь, я монеты бесчестные чеканю?! — взвился вдруг князь. — Да ни в жисть! А этой деньгой со мной новгородец один расплатился — узду у человека моего сторговал.
— Что за новгородец? — насторожился Ратников. — Не Мирошкиничей человек, случайно?
— Может, и их, — князь Борис спокойно кивнул. — А может, и не их, может — Мишиничей, кто его знает? Наше ли, княжье дело о каждом холопе ведать?
— То верно — не княжье, — Ратников важно кивнул. — И все ж… Сам Бирич-оглан этим делом заинтересовался!
— Сам Бирич-оглан?! А кто это?
— О! Очень важный человек! Очень.
— Ну так бы сразу и сказал, — князь Борис потер руки. — Пойдем тогда покажу, где того новгородца сыскати.
— Пойдем, — обрадованно поднялся на ноги Михаил. — Покажешь. От того от Бирич-оглана тебе большой респект будет!
— Что будет?
— Ну, уважение — так скажем.
— Что мне его уважение… лучше б денег дал или с ярлыком поспособствовал.
— Может, тебе еще и всю русскую дань на откуп отдать?
— Ладно, мурзич, не шути. Идем.
Когда они вышли на улицу, снова моросил дождь, нудный, промозглый и серый. И столь же нудные серые лица были, казалось, у всех вокруг: у князя Бориса, у его воинов, и у только что подъехавшего откуда-то всадника с челядью.
— Здоров будь, князь! — громко приветствовал нового гостя Борис. — Заходи в вежу, там все. А я скоро буду, ты дождись.
— Мне б с тобой словом перемолвиться, княже.
В госте — небритом и помятом — Михаил неожиданно узнал князя-гусара Василия, с кем вчера только пьянствовал напропалую.
Вчера пьянствовали, а сегодня — гляди-ко — не признает, морду воротит. Вот она — классовая спесивость!
Пошептавшись о чем-то с Василием, князь Борис зачем-то скрылся в юрте… Потом вышел — не один, с воинами.
— С нами поедут — мало ли!
Интересно… а до того, похоже, он и не собирался охрану с собой брать… Ладно, так уж положено — все-таки князь. Ладно… Лишь бы новгородца того
