— Здрав будь, Мисаиле… — Хозяин как-то нехорошо замялся и опустил глаза. — Слышь, тут дело такое… Убили вчера твоего парня!
— Как убили? — Ратников даже не осознал еще до конца, что произошло.
— В уборной, ножом под сердце. Там его и нашли. Сегодня хоронить будем — все ж христианская душа.
— Так-та-ак, — усевшись на лавку, Михаил, не глядя, махнул поставленную кабатчиком кружку. — Убили, значит. А где тело-то?
— Да на леднике, за конюшней. Хочешь, так поди, взгляни.
— А и схожу, — молодой человек поднялся, но Корыто махнул рукой:
— Погодь. Пошлю слугу — проводить. Эй, Микитка!
Убитый парнишка лежал на соломе уже обряженный — белая полотняная рубаха, порты, из которых торчали застывшие синюшные ноги. На бледном бескровном лице с едва заметными белесыми бровями, казалось, застыла улыбка. И чему улыбался? Или это просто судороги?
— Извини, брат, — кто-то едва слышно подошел сзади. — Не уберегли.
Михаил обернулся — Корягин! Ну, а кто же еще-то?
— Я так мыслил — кому этот доходяга нужен? — Кондотьер задумчиво покачал головою. — А вот нужен, оказывается.
— Нужен, чтоб молчал, — криво ухмыльнулся Миша. — Потому и убрали. Я вас с Африканом не виню — в корчме всякого народу толчется, не уследишь. Чем его, ножом?
— Засапожным. Правда, нож-то мы не нашли, сужу по ране. Умелый человек бил — единым ударом управился.
— Ну, конечно, как же вы думали! Теперь придется приказчика Иштыма трясти…
— Не придется, — хмуро промолвил Корягин.
Ратников вскинул глаза:
— Это почему ж?
— Сгинул приказчик, исчез со дворища — словно и не было. Я ж первым делом вчера к нему.
— И что — никто ничего?
— Ну, почему же… Сторож сказывал, что Иштым-джан в великой поспешности со двора съехал, а куда и когда вернется — не сказывал. Вообще-то никто не удивился — он так часто делал.
— Да-а… — Михаил угрюмо покачал головой. — Единственная ниточка оборвалась.
— Может, поведаешь, что у тебя за дела? Чем-нибудь и помог бы.
— Может, и расскажу. Чуть позже. А помощь твоя потребуется. Только вот, где тебя найти, если что? Ты ж сам все время являешься, когда тебе надо — не мне.
— Африкану шепнешь, я и объявлюся. Да, о главном хотел сказать — князь Мишка Черниговский у ханского стана шатается — в гости хочет, да не зовут, гонят. Кому он нужен-то? Сейчас интриговать начнет… Я вот думаю, госпожу твою, красавицу Ак-ханум, запросто по пути перехватить может. Ему ведь сейчас абы кто. А ведь Ак-ханум с царевичем свести может.
— А князь про то откуда ведает?
— Уж ведает, ты мне поверь. Этакий прощелыга да не вызнает? Так что жди… может, с госпожой твоей он и объявится, так ты перед глазами-то его не мелькай, но постарайся, послушай, о чем болтать будут.
— Добро, — Миша кивнул и перекрестился, глядя на вытянувшийся на старой соломе труп. — Царствие небесное тебе, вьюнош неведомый.
— Царствие небесное, — кондотьер тоже перекрестился и тряхнул головой. — Ну что, пойдем?
— Пойдем. Надеюсь, его тут и без нас похоронят.
— Все сделают, как надо.
— И… вот еще что хотел попросить. Есть тут некая Айрилдин-биби, сказочница. Узнать бы, кто такая, да чем живет. Сможешь?
— Попробую. Знакомцев Африкановых поспрошаю. Только ты князя не упусти, а?
Ратников тихонько засмеялся:
— Не упущу, уж будь спокоен. Если, правда, явится.
Корягин как в воду глядел — уже подъезжая к усадьбе, Михаил еще издали услыхал веселый шум — чьи-то громкие голоса да залихватские крики. Во дворе, напротив ворот, стояло двое саней, и какие-то незнакомые молодцы-слуги как раз распрягали коней.
— Эй, Джама, это кто еще? — склонившись с лошади, молодой человек подозвал озабоченно пробегавшего мимо мальчишку.
— Это гости, — улыбнулся тот.
— Вижу, что гости. Ты куда так несешься-то?
— На кухню… сказать, чтоб готовили поскорее да вино-мед-брагу несли.
— Ишь ты… И кому такие почести?
