И в этот момент у Трооста в голове щелкнуло.
– Это не штурвал, – помертвевшим голосом сказал он. – Это… мозжечок.
– Что?.. – не понял Хаусер.
– Мы в головном мозге, – тихо произнес Троост.
Несколько секунд Хаусер молча смотрел на зверолова, осмысливая услышанное. А когда осмыслил, его глаза резко расширились.
– Назад, к кораблю!!! – проревел генерал, первым подавая пример.
Путь обратно был сумбурным. Переполошенное осиное гнездо – вот что это напоминало. Маскировка уже не помогала – многорукие монстры бросались прямо на землян, безошибочно.
Внезапно Троост понял, что они с самого начала прекрасно их видели. Просто до определенного момента не воспринимали как врагов. Считали инертной субстанцией – безвредной и несъедобной.
– Значит, это не звездолет?! – на лету выкрикнул Хаусер.
– Нет! – кивнул Троост. – Сам посмотри – кровеносные сосуды, желудок, сердце… это явно сверхгигантский организм!
– И кто же тогда эти… члены экипажа? – нахмурился Хаусер, прожигая бластером очередного пришельца.
– Фагоциты! – ответил Троост. – Клетки иммунной системы! Они просто защищают организм хозяина от вторжения вредных микроорганизмов!
– Это я-то микроорганизм?! – взревел Хаусер.
Лебедева больше не терзалась угрызениями совести. Узнав, что перед ней не разумные существа, а… вообще не существа, она стала палить, точно по мишеням в тире. Хладнокровно и без колебаний.
Хаусер тоже сменил тактику. Если его противники – напрочь лишенные мозгов бактерии-переростки, нет смысла особо ухищряться. И от них тоже никаких хитростей можно не ждать.
Правда, у них численное превосходство. Очень значительное.
– Троост, сколько вообще бывает фагоцитов в одном организме?! – рявкнул Хаусер, прожигая очередного монстра.
– Много! – коротко ответил зверолов.
Земляне неслись по кровеносному сосуду, едва успевая увертываться от ваго… эритроцитов! «Пасущие» их фагоциты бросались со всех сторон, один за другим сгорая в бластерном огне.
Троост с досадой размышлял, что в зоопарке такая добыча произвела бы фурор, но поди-ка поймай ее… Он даже силовой пузырь с вскрытой особью был вынужден бросить – тот замедлял эвакуацию.
Впереди возникли огромные ство… да, створы. Точнее, створки. Гигантские створки, перекрывающие сердечный клапан. Сейчас они были закрыты, но Хаусер даже не подумал притормаживать. Он на лету присоединил к бластеру миноформатор, выждал, пока сформируется заряд, и от души шарахнул.
Страшная вспышка прошибла створки насквозь, оставив оплавленные края. Троост невольно посочувствовал космическому гиганту, в чье сердце они только что ворвались.
Дальше, дальше. По редеющему кровяному потоку, во все более узкие артерии. Но несмотря на то что земляне все больше приближались к своему космолету, его сигнал становился все слабее и слабее. Троост уже догадался о причине, и ему это очень не нравилось…
Вот наконец и он. Корабль-шпион «Отто Скорцени». Целый, нетронутый… только вот какой-то «поплывший». Очертания корпуса заметно смазались, появились странного рода потеки…
Запрыгнувшая внутрь Лебедева тут же доложила, что космолет в нерабочем состоянии. Двигатель и гравитационная система серьезно повреждены. Они словно… изъедены.
– Как прикажете это понимать?! – нахмурился Хаусер.
– Очевидным образом, – вздохнул Троост. – Несмотря на то что мы оставили космолет не в пищеварительной системе, а в кровеносной, за время нашего отсутствия он слегка… усвоился. Как я и думал, они питаются металлами…
– Значит, мы не сможем вернуться? – закусила губу Лебедева. – И связи по-прежнему нет… почему ее здесь нет? Я думала, что это помехи от инопланетных приборов…
– Помехи, – согласился Троост. – Только не от приборов. Это помехи от мозга весом в десять миллиардов тонн. Наши инфы рядом с такой штукой – что компас рядом с горой железа.
– Потрясающе… Еще бы вот только суметь сообщить об этом на Землю…
– Сообщить-то мы сможем, – махнул рукой Хаусер. – Надо просто выбраться наружу. Скафандры же у нас целы.
– А вернуться?
– Об этом будем думать после.
Но и просто выбраться наружу оказалось делом непростым. Фагоциты досаждать перестали – да их почти и не было в этом капилляре, – но вагонетки- эритроциты по-прежнему неслись сплошным потоком. С трудом маневрируя среди них, Хаусер принялся прорезать сквозное отверстие. То, что проделал
