– Делайте… ик!.. что велю!
– Ик!
– Ик-ик!
Упираясь босыми ногами в скользкие доски, я поволок плавучий якорь на нос судна. Ох, и страшно же мне снова стало – а ну, как не успею, и нас опрокинет?
То ли я был так слаб, то ли действительно хватил через край с печкой, но якорек показался мне каторжной ношей (о, я знаком с каторгой не понаслышке, как и многие пропаданцы – я успел вкусить каторжного житья, о чем не люблю вспоминать). Удастся ли перевалить его через борт? И не утонет ли он? И не кувыркнется ли «Выстрел» прежде, чем я швырну якорь в «бездну вод»?
Громовые раскаты слились в рокочущий гул. Волны росли на глазах, уже заворачиваясь вспененными языками. Видимость была – метра на четыре от борта, ветер бросал пригоршни капель в лицо.
Борясь с качкой и надсадной икотой, я подтащил якорь к трапу, что вел на бак. Поднять его по нешироким ступенькам казалось невыполнимой задачей. Я ухватил якорь за поперечину и, закусив губу до крови, поставил «на попа»: в таком положении громоздкий якорь можно было попытаться протащить.
Есть ступенька! И еще одна! Но до чего же они скользкие! Не дай бог упустить: внизу икает Франног, якорь мгновенно убьет старика, раздробив ему кости.
На меня обрушился веер брызг. Лихая пляска корабля чуть не вырвала поперечину из рук. Мудрец, уже подступивший к лестнице, вдруг клюнул носом и упал на колено.
– Не спать, убью! – гаркнул я, преодолев еще одну ступеньку. – На ноги, старая зараза! – Я специально кричал обидное, чтобы взбодрить старика (да кому вру – я, правда, от всей души его костерил).
Мудрец привстал… все понял и кивнул со слабой ухмылкой. «Выстрел» крутанулся, черпнул бортом, и налетевшая волна подхватила старика в зеленую ладонь. Я едва устоял, судорожно стискивая поперечину. Мудрец прокатился до штирборта и неминуемо был бы смыт, если бы не канат, который он намотал на локоть. Якорь в моих руках дернулся, канат натянулся… и мудрец, из-под которого выдернули водяную перину, шлепнулся на палубу, как огромная мокрая лягва.
– Аргх! Вставайте! Вставайте! Ик! Ик! Ик!
Франног приподнялся и, вяло перебирая руками, начал подтягиваться к баку. Я едва удерживал якорь; мало того, что весил он немало, так теперь на него пришлись лишних семьдесят килограммов старого мудреца. В борт «Выстрела» ударила очередная волна, и снова мудрец воспарил на водяной подушке. Однако теперь он прочно держался за буксирный канат. Наконец, панически перебирая руками, он подобрался к подножию трапа, и я смог возобновить восхождение. Франног поспевал следом, из опасений встав на четвереньки.
Площадка на баке была скользкой, словно ее полили маслом. И темно-красной от размытой крови. Я выпрямился и облегченно вздохнул. Прислонив якорь к фальшборту, отобрал у Франнога буксирный канат и торопливо привязал его к стальному кольцу, которое специально для таких целей было ввернуто возле бушприта.
Теперь остается уповать на милость богов. И… на удачу? Улучив миг между приступами икоты, я склонился к мудрецу:
– Франног, дайте мне подзатыльник!
– Ч… ик!.. что?
– Мне нужна неудача! Невезуха! Облом!
– Сыно… ик-ик!
Мудрец все еще стоял окарачь. Он принялся замедленно вставать, но я не утерпел: бранясь, сгреб отвороты халата и вздернул старикана на ноги.
– Прямо сейчас! Каждый миг на вес золота!
Франног кивнул, кое-как размахнулся, и вяло шлепнул меня по затылку.
– Слабосильно! Ахарр! У девки и то сильнее выйдет! Вспомните, как я вам плюху отвесил! Ну же! Месть!.. Нет, снова не годится! Франног!
– Что, сын мой? – кротко воздел очи мудрец.
– Ваша мама жила с павианом!
– Ах ты, сявка!
Чудодей с размаху врезал мне по сопатке, да так, что я чуть не вылетел за борт.
– Ой! – Я схватился за разбитый нос и едва придержал ответный удар.
– Ох… Сын мой! У тебя кровь! Прости…
– Угм!.. Хорошо… но мало! Для верности отвесьте мне пинка!
– Сынок!
– Не чинитесь, не в гостях, старый вы хрен! Бейте смело! – Я повернулся спиной, ощутив на губах вкус крови. – И не забывайте про павиана и мамашу!
