Ох!.. Да не туда-а-а-а, выше!.. Где вас учили пинки раздавать? Вс-с-с, как больно-о-о!..
«Выстрел» дал значительный крен, окунувшись левым бортом по шпигаты. Якорь начал падать на мои ноги. Я подпер его коленом, чуть не рассадив коленную чашечку.
Итак… Довольно ли невезения, к которому я почти не приложил стараний, для нужной мне удачи?
Море начинало шуметь, и этот звук прорывался сквозь рокот грома. Верный признак, что волны растут. Нельзя терять ни секунды! Я схватил якорь за поперечину, и, поднатужившись, попытался взгромоздить его край на планшир. Нет… Непомерная тяжесть! Одно дело тянуть якорь волоком, совсем другое – поднять его выше пояса и перевалить за борт, особенно после того, как тебя чуть не стрескал сакральный вампир.
– Франног!
– Ась? – Мудрец подался вперед, орлиное лицо бледненькое с прозеленью, как у свежего покойника, под глазами круги.
– Хватайтесь за нижний конец! Поднимайте! Я не осилю один!
– Но…
– За петлю от каната! Быстрей!
– Моя спина!
– Аргх! Выбирайте между спиной и жизнью! Вы… Павиан… Ваша мать… Я вам сейчас такое про нее расскажу!
Франног молча поймал якорь за петлю, ахнул и приподнял, побурев от натуги. Вены взбухли на его высоком лбу и шее. Я вложил в рывок все силы без остатка. Шум волн и громовые раскаты заглушили надрывное пыхтение горе-мореходов, перемежаемое ругательствами, самые непристойные из которых доносились из уст мудреца.
Поперечина улеглась на планшир. Я поднажал: перехватывая за витки каната, вздергивая, рывками продвигал якорь вперед.
А Франног взялся за поясницу и скрючился вдвое:
– Мой позвоночник!
– Стойте! – Теперь я едва удерживал якорь, чтобы тот не плюхнулся в волны. – Эрт шэрг… Мне нужна ваша помощь! Толкайте якорь! Он должен упасть от наших совместных усилий. Неудачи… Ну же? Не мне вам объяснять! Если я столкну якорь один, он может утонуть. Ну и мы тогда… следом.
– Ох-ох, Шахнар! – Мудрец уперся в торец якоря. – Непосильная работа в мои годы!.. Х-хак!
И якорь соскользнул в воду, заставив канат с визгом проехаться по планширу.
Утонет? Нет! Он выпрыгнул из воды, как поплавок (черт, я и думать забыл о том, что в шторм торец якоря запросто может пробить дыру в судне!), и запрыгал по волнам, отдаляясь от «Выстрела».
Франног со стоном осел у борта.
Наполнившись водой, печка перевернула остов, почти полностью утопила его. Но якорь остался на плаву! Я на это и рассчитывал. Я начал вытравливать буксир, который дергался в руках, словно я держал за повод дикого жеребца (боже, как я люблю такие средневековые метафоры!).
Только бы выдержали узлы! Нужно быть готовым ко всему с этими неудачами!
Якорь канул во мгле. Канат натянулся и завибрировал. «Выстрел» дрогнул, разворачиваясь носом против волн.
Суть плавучего якоря проста: дрейфующий по ветру корабль тянет за собой плавучий якорь, однако тот, испытывая сопротивление воды, поворачивает корабль носом против ветра, выводя его, таким образом, из-под удара опасных бортовых волн, которые играючи могут положить корабль набок. А смастерить якорь можно из чего угодно – из парусов, мешков, бочек.
«Выстрел», скрипя и шатаясь, проваливался в бездну, чтобы через миг вновь взобраться по почти отвесному, завитому в бурун скату. Казалось, корабль, замедлив дрейф, стал держаться на воде куда уверенней. Впрочем, это, возможно, была моя иллюзия. Я наклонился и похлопал мудреца по плечу:
– Эгей, старая швабра! Дельце выгорело! Теперь покамлайте Шахнару, чтобы волны не выросли круче мачт! Да, еще… Вашей маманьке – спасибо!
«Выстрел» зарылся носом, вывернув на нас несколько бочек воды.
Я спустился на шканцы, поддерживая стенающего Франнога за локти. Ежели корабль почти неуправляем и в каждый миг грозит хлопнуться набок, пережидать негоду лучше на открытой палубе, чтобы в случае катастрофы не оказаться в ловушке каюты или трюма. Буруны сыплют брызгами, льет дождь, задувает ветер, однако все это можно перетерпеть в южных морях без особого ущерба для здоровья.
Я поймал обрезок рея, чудом не смытый за борт, и привязал к нему старика обрывком каната. Другой обрывок захлестнул вокруг мачты и соорудил из него скользящую петлю. Затем одну руку просунул в петлю, а другую – под обмотку деревяшки. Теперь мудрец, впавший в состояние, близкое к летаргии, был на привязи. Да и я не скользил по палубе. В общем, мы вчетвером (вместе с
Я очень редко молюсь богам. Я в них не особенно верю. То есть верю – но без того трусливого фанатизма, что свойствен святошам и кликушам. Несмотря на то, что я отчаянный трус, в глубине души я прекрасно сознаю, что человеку дана свобода воли – и никакие боги, молись им или нет, тебе не