— Дома осталась.
— Хорошо. Не переживай за нее, огневойки только тут, у костра.
Сыскари довольно быстро сбили оставшихся людей в кучи, но суета все же была. Мимо пробегала Травка с глазами как монеты, и пришлось выпрыгивать и затаскивать ее к нам, под колпак. Она дико посмотрела, но, кажется, даже меня не узнала.
Лесник подошел сзади: он двигался быстро, но без паники. Сам скользнул под купол, остановился рядом. На рукаве в районе локтя его рубашка была черной, но без прожженной дыры, значит, краем только зацепило.
— Катя, ты в порядке?
Протянул было ко мне руку, как будто хотел ощупать, да осекся.
— Я нормально. А ты?
— Я?
Он вдруг как очнулся, вспомнил, кто тут колдунья и кто людей может колпаком накрыть. Вовсе не безродный солдат, которого лишили колдовской силы. Он сжал губы и резко опустил глаза. Лелька откашлялась, отвлекая внимание на себя.
— Вот и конец празднику! — довольно бодро заявила.
— Уже в который раз огневойки нападают на праздник, ты замечала? — спросила я. Нужно попробовать подбить статистику, потому что с нападением на одного-двух людей я сталкивалась куда реже, чем с нападением на группу празднующих. Причем именно празднующих. На солдатские учения или строительство, когда тоже вроде много людей собирается вместе, огневойки не нападали. Как будто стремились именно веселье испортить.
— Все живы?
Рядом возник Макарский, оглядел нас и остался доволен.
— Похоже, с праздником все, конец. Как последние пчелы погаснут, по домам разойдемся.
Так и сделали. Только заглох последний вой и погасла последняя летающая искра, сыскари стали провожать народ, который еще не отошел от нападения, по домам. Макарский увел нашу группу, оставив только меня, Лельку и лесника.
— Я пойду, раз все в порядке? — негромко спросил тот.
— Конечно иди.
Он что, разрешения у меня спрашивает? Странный какой. И снова заминка, как будто хотел о чем-то сказать, но только сглотнул и ушел.
— Ну что, спать? — спросила я, пока глаза смотрели ему вслед. Лесник шел разбитый, тяжелой, уставшей походкой. — Чего это он?
— Хм, — Лелька повисла у меня на руке. — Ты вроде тетка взрослая, глаз как стрела, а тут словно слепая тетеря. Наверное, расстроен, что не может защитить женщину как привык, колдовской силой? Это, должно быть, очень страшно — видеть, что ей грозит опасность, а сделать ничего не получается.
— Кому ей? — уточнила я. — Мне или девчонке этой влюбленной?
— А ты права! — вдруг оживилась Лелька, заулыбавшись.
— В чем?
— Да во всем! Ну ладно, пошли спать, утром вставать рано. Нужно с порчей работать, пока время есть. Скоро ведь домой. Надолго мне тут задерживаться нельзя, думаю, послезавтра вместе и уедем.
— Послезавтра?
Я даже остановилась. Так скоро?
— Ну да. Макарский сказал, сыскари послезавтра уже домой.
Он действительно говорил, еще утром, но я как-то не приняла к сведению. Уехать? Еще немного — и в путь-дорогу? Прочь от поек, которыми полны здешние леса? Прочь от просторов? От тишины и местного вкусного хлеба?
Ночью мне не спалось. Я то и дело порывалась встать и куда-то идти, но вовремя вспоминала, что рядом на полу спит Лелька. Даже наступила на нее пару раз. На третий она вздохнула и села, открыв глаза.
— Ты чего не спишь, Катя?
— Не знаю я. Не спится, и все.
Даже просто заставить лежать себя на кровати было очень сложно. Я ведь устала, очень устала, и пока ходили в порчу, и от огневоек закрываться… Но спать не могла, хоть ты тресни! Как будто не на том месте сплю, что ли.
Вот и подруге спать не даю.
— Можно я на улицу пойду?
Спрашиваю Лельку, будто она моя начальница или мама.
— Конечно. Давай я с тобой?
— Не нужно, я же вижу, ты хочешь спать.
