– Столько суеты. И ради чего?
– Не бурчи. И ты не права. Мы уже говорили об этом. К себе принцесса служанок подпускает, только когда надо надеть платье для приема. Его без посторонней помощи не застегнуть.
– Ладно, ладно. – Майя досадливо прервала разговор и, тут же зашипев, потерла шею. Перебивать свободных рабыня не имела права. – Мегера обо мне пока не вспомнила. Я в парк пойду Спрячусь подальше. Заодно проверю, как ошейник там себя ведет.
– Хорошо, я свяжусь с садовником и предупрежу. Будешь собирать травы?
– А что еще делать?
Майя осторожно шла по заросшей части парка и внимательно всматривалась под ноги. Ей всегда нравилось собирать травы. Убегая сюда, она отдыхала душой. Эта часть парка была сильно запущена. Деревья и кусты разрослись и приобрели дикий вид. Нестриженная многие годы трава росла, как ей хотелось. Если постараться, можно было даже вообразить себя в диком лесу. И тогда, совсем на минуточку, забыть об ошейнике. Вообразить, что не было того последнего боя, и все-таки удалось прорваться из смертельной ловушки и остаться свободной. А все остальное? Это просто такой кошмар.
Такие мечты были недолгими. Боль в правом боку от очередного неловкого движения или тянущее чувство от уже грубеющих шрамов на спине быстро возвращали к действительности. Тем ценнее для Майи были эти минуты воображаемой свободы.
Воспользовавшись предложением садовника прикрывать, она провела в парке весь остаток дня. Браслет оказался даже полезным. Сама Майя выходить на связь не могла. Как рабыне, ей было нельзя первой заговаривать со свободными. Но Лера сбросила ее номер садовнику. И он не только связался, но и регулярно проверял, в порядке ли она. Подумав, Майя вспомнила, где видела несколько редких травок. И решила поискать их для нового сбора.
К себе она вернулась после заката. Очень уж не хотелось попасть на глаза Мегере. По пути зашла к садовнику и с его разрешения устроила на просушку собранные травы прямо на кухне. Но задерживаться не стала. Во дворце, как оказалось, было не до нее. Суета из-за приезда императорских отпрысков с разбором вещей и обустройством свиты продолжалась до поздней ночи. Казалось, о рабыне просто забыли. И этому несказанно была рада сама рабыня. Тем более что запрет на еду закончился, и Майя смогла спокойно доесть стоящий на столе холодный завтрак.
А во сне она снова провалилась в белесый туман, из которого то вылетала плетка и больно била по спине, то что-то сжимало голову и впивалось в виски или что-то выворачивало руки. Под конец из тумана всплыла странная конструкция, чем-то похожая на девичьи босоножки. «Босоножки боли», – откуда-то прозвучал веселый голос. Одновременно с жутким смехом из подошвы выскочили тонкие, узкие лезвия, готовые впиться в стопу, которая посмеет обуться в эту, с позволения сказать, обувь. Ажурные ремешки вдруг превратились в тонкие металлические стержни. Внутренняя поверхность которых оказалась вогнута по форме косточек стопы. А где-то в тумане все время звучал плачущий голос Лютика, брат снова просил кого-то прекратить ее мучить. И умолял Майю не стоять и почему-то не думать о нем.
Майя проснулась в холодном поту, лежа в темноте. «Приснится же такое. Лютик, ты опять от кого-то меня защищаешь». Отмахнувшись от очередного кошмара, она повернулась на другой бок. Порядок снов уже давно стал привычен. Майя не обсуждала его с Лерой, но знала, что после любых кошмаров в конце ночи она попадет в другой мир, где ее всегда ждет Лютик, чтобы поиграть. А иногда, если очень повезет, даже удастся увидеть родителей. Поговорить с ними или даже просто прижаться к ним во сне не получалось. Но ведь можно и просто стоять и улыбаться друг другу. Это был ее собственный мир, мир маленького счастья. Ради него можно перетерпеть любой кошмар. В этот раз они всей семьей неслись на семейном целом глайдере куда-то по пустынной дороге. Был солнечный день. Родители смеялись и шутили между собой. А они с Лютиком играли в облака. Они всю дорогу по очереди показывали друг другу какое-нибудь облако и отгадывали, на что оно похоже. Майя снова не успела сказать родителям, как сильно их любит и помнит. Но ведь они это и так знают.
Открыв глаза, первое, что Майя увидела, это причесывающуюся Леру. Вздохнув, она начала вставать.
– Проснулась? – Лера весело обернулась на движение за спиной. – Ты опять ночью стонала и даже ругалась. Опять кошмары?
– Немного. Снится какая-то муть. – Уже давно было понятно, что никто не станет разбираться с ее кошмарами. И обсуждать их Майя не любила.
Лера с сочувствием смотрела в спину девочке, пока она шла в душ. Смотреть так в лицо она не решалась. Майя принимала сочувствие за жалость и сильно злилась. Поэтому Лера старалась использовать по утрам шутливый тон, надеясь отвлечь свою подопечную от тяжелых мыслей.
– Ты так ругалась! Я половины слов не знаю. Кого-то зелграфом обзывала, – снова заговорила Лера, когда Майя вернулась.
– Не помню. Я вообще из кошмаров только какие-то неясные образы запоминаю.
– А утром ты спала с таким счастливым личиком! Только почему-то плакала.
Майя несколько минут молчала, не глядя на Леру и опустив голову, осторожно одевалась, чтобы не потревожить притихшую боль в ребрах. Лера уже думала, что чем-то обидела ее и собиралась извиниться, когда та заговорила.
– Я с Лютиком играла. И с нами были мама и папа. – Лера с трудом различила тихий шепот и не нашлась, что ответить. Только осторожно прижала к себе девочку.
Не сказав больше ни слова, Майя отстранилась и подошла к столу. Завтрак был свежий, и запрет отсутствовал. Поэтому она забралась коленями на пуфик, что позволял делать ошейник, и с воодушевлением взялась за ложку.
Лера сморгнула набежавшие слезы. За время, что выхаживала Майю, она успела немного ее изучить. Но прекрасно понимала, что сны это только часть
