простил, тоже испугался. Успокаивал объятиями и поцелуями. И всё увлечённей.
Не очень-то хотелось признавать, но вроде как Кира сама на продолжение спровоцировала: первая попыталась стянуть с него футболку. Завелась так же неуправляемо, как от приступа ярости. Последние тормоза отключились. Ну а он в такой-то ситуации идиот, что ли, возражать и останавливаться?
А когда всё закончилось, Кира чётко осознала, что действительно «всё закончилось». Злость испарилась. Подчистую. А парень пялился на неё слегка обалдело. Наверное, не часто ему попадались такие одержимые, инициативные девственницы. Вообще никогда не попадались. И он не вытерпел, похвастался перед приятелями. Своими успехами или Кириной озабоченностью? Видимо, и тем, и другим.
Хотя после единственного раза Кира послала его подальше. Стыдно было. В глаза невозможно смотреть, разговаривать, видеть поблизости. Но потом она, как последняя дура, переспала с его другом.
Он долго к ней клеился, тоже надеялся ухватить кусочек удовольствия. И оказался рядом в нужный момент.
Ну и пошла о Кире слава.
Нет, вот чего она ударилась в воспоминания? Потому что отлегло немного с появлением этого голубоглазого?
Он имя своё назвал, но оно тут же вылетело у Киры из головы. Тоже назвалась. А может и нет. Смысл-то им знакомиться?
Накачивались коктейлями, болтали, улыбались, глазки строили, несмотря на их некоторую окоселость. Его ладонь давно уже лежала у Киры на колене. Нет, не просто лежала. Пальцы осторожно поглаживали и мяли.
И чего так долго раскачивается? Самой, что ли, предложить?
Но парень будто прочитал Кирины мысли – а возможно, слишком красноречивыми оказались взгляд и выражение на лице! – расплатился с барменом за себя и за неё, спрыгнул с высокого стула, подошёл вплотную, ухватил Кирину ладонь.
– Пойдём! – потянул за руку, и у Киры даже сомнений не возникло: идти или не идти. Правда, она всё-таки спросила, чисто на автомате:
– Куда?
Зачем – и так ясно. И Кира нисколечко не возражала.
– Здесь близко.
– Это хорошо, что близко.
Тащиться слишком далеко не хотелось. Да они и маленькое расстояние не преодолели.
Когда выходили из бара, Кира запнулась. Её мотнуло, и она воткнулась в парня, припала к нему всем телом и смысла не увидела, чтобы отлипать, отодвигаться. Да и сам он не позволил, обхватил крепко, впился в губы.
Ввалились в первый же попавшийся тёмный двор. Кира прижалась спиной к стене. Для устойчивости. Обвила руками крепкую жилистую шею, запустила пальцы в волосы. Мягкие, шёлковые.
Да что там волосы? Когда есть губы. Когда есть руки. Они уже давно под Кириной рубашкой, скользят по спине, по животу. Поднимаются выше.
А потом вдруг резкий рывок. И Кира осталась у стены одна. А парень болтался где-то на расстоянии вытянутой руки. От Киры и от…
– Чего тебе надо?
– Идём.
И сразу ещё один рывок. За ворот рубашки.
– Отвали!
Кира ударила его по руке в желании освободиться. А впечатление, что не по живому, а по дереву. Или нет. По железу. Реакции никакой.
– Идём! – лишь чуть-чуть громче и напряжённей.
– Да сам ты… иди…
А парень стоял полувменяемый, даже с места не сдвинулся, переводил изумлённый, озадаченный взгляд с Киры на её белоголового приятеля и обратно, но вмешиваться не решался.
– Отстань от меня. Не видишь, я занята? – Кира дёрнулась назад. Понятно, куда, к кому. Не к этому же уроду.
Ткань рубашки затрещала, пуговицы чуть не поотскакивали. А фоном холодное:
– Обойдёшься.
– Да кто ты такой, чтобы за меня решать? – Кира ещё раз попробовала оттолкнуть руку, и к тому же попыталась пнуть в коленку. Но с координацией не очень было. – Что хочу, то и делаю.
– Мне твоя помощь нужна, а не очередное приключение.
Так ведь и дотащил до гостиницы, пропихнул в двери, ухватил понадёжней, чтобы Кира не сильно рыпалась, пока проходили через вестибюль мимо поста портье. Но рот ей не решился заткнуть, и Кира успела толкнуть целую речь о личной свободе, о её неприкосновенном праве заниматься сексом когда угодно и с кем угодно, особенно если очень надо, и ещё о чём-то. Слова сыпались изо рта и тут же забывались. А он молчал, непробиваемо молчал. Как будто волок не живую исходящую желчью Киру, а бессловесный мешок с мусором.
– Ты что, опять за мной следил? Да какое право ты имел лезть? Каким местом тебя касается моя личная жизнь? Или ты приревновал?
