И она разрыдалась.
– Она совсем как я, только в худшем варианте, – пояснила Джулия. – Видит множество вариантов – большинство, учитывая текущую ситуацию, довольно мрачные – и поступает соответственно.
– Неожиданный для тебя уровень самоанализа, Джулия, – заметила Мойра.
– Ты и понятия не имеешь о моем уровне самоанализа, – отрезала та. – Большую часть жизни я провела в состоянии клинической депрессии. Одно время принимала лекарства. Потом прекратила. Прекратила потому, что лекарства делали меня дурой, и я решила – пусть лучше мне будет плохо, но дурой я не буду. Я – это я.
– В определенной степени депрессия обусловлена генетически, – сказала Мойра. – Хочешь, я сотру соответствующие гены у твоих детей?
– Ты меня прекрасно слышала, – ответила Джулия. – И всем вам теперь известно, какое я приняла решение. Страдать, раз от этого есть польза. Общество погибнет, если в нем не будет таких, кто, подобно мне, видит разные сценарии. Позволяет им разыгрываться без ограничений у себя в голове. Предвидит наихудшие варианты. И принимает меры, чтобы до них не дошло. Если цена всего этого – цена того, что твоя голова переполнена мрачными предчувствиями, – страдание, то так тому и быть.
– И ты хочешь такого для своего потомства?
– Разумеется, нет, – сказала Джулия. – Если бы только была возможность получить одно без другого – дар предвидения без боли, – я бы ни секунды не колебалась.
– Людей с такой ментальностью нам нужно совсем немного, – заметила Фекла. – Если перебрать, будет Советский Союз.
– Мне сорок семь, – сказала Джулия. – Если повезет, я рожу еще одного. Остальные могут штамповать детей лет двадцать. Сами посчитайте соотношение.
– Поразительно – мы уже соревнование устроили, – простонала Камила. – Простите, что я вообще завела этот разговор.
Тут общее внимание привлек резкий стук.
Все повернулись к окну «банана». Оно было не слишком большим – размером с тарелку. Последние три года по другую его сторону был лишь лед, так что о его существовании успели забыть. Однако сейчас сквозь окно был отчетливо виден окружающий пейзаж – что, впрочем, скорее способствовало головокружению.
За окном была Дина, пристегнувшаяся к вращающемуся тору. Она надела скафандр и вышла наружу через шлюз.
Убедившись, что привлекла к себе внимание, она прилепила к стеклу небольшой предмет: комок чего-то вроде пластилина, к которому крепились провода и электронное устройство. Дина нажала на устройстве кнопку, и его экран начал обратный отсчет десятиминутного интервала времени.
Аида звонко расхохоталась и захлопала в ладоши.
– Что она такое вытворяет? – спросила Джулия.
– Это взрывное устройство, – объяснила Айви. – Которое убьет нас всех через десять минут, если она его не уберет.
Обернувшись, Айви обвела взглядом комнату.
– И чего она добивается? – потребовала Джулия.
– Думается, моя подруга имеет в виду, что если мы не в состоянии прийти к решению за десять минут, человечество не заслуживает того, чтобы существовать и дальше, – объяснила Айви.
Примерно полминуты все молчали, потом заговорила Мойра:
– Как насчет такого: каждая женщина сама решает, что будет с ее яйцеклетками.
Не услышав возражений, она продолжила:
– Давайте я все же проговорю, чтобы всем было ясно. Если речь о настоящей болезни – которая значится в литературе, которую официально считает болезнью медицина, – я ее вылечу. Неважно, телесная она или душевная. Неважно, сколько таких заболеваний у каждой из вас – я вылечу все, прежде чем продолжить. Однако. – Тут она улыбнулась и подняла указательный палец. – После этого у каждой будет одно бесплатное.
– Бесплатное что? – спросила Фекла.
– Изменение – улучшение – по вашему выбору, я применю его к геному оплодотворенной яйцеклетки, из которой получится ваш ребенок. И
Все задумались, осторожно переглядываясь, прикидывая чужую реакцию.
Айви глянула на таймер:
– У кого-нибудь есть вопросы? Осталось восемь минут.
– Думаю, нам столько не понадобится, – сказала Луиза.
Айви посмотрела в глаза каждой по очереди, потом перевела взгляд на окно и подняла большой палец.
