аналог капитанского мостика на всем Ковчеге – десятиметровый сегмент, в котором Маркус устроил свой штаб. Были попытки дать ему гордое имя наподобие «командного центра», но по большому счету это была всего лишь более продвинутая версия «банана» – комната для совещаний с экранами на стенах и розетками для планшетов.
На «Иззи» не было рубки. Не было и систем управления в традиционном смысле. Ни штурвала, чтобы направлять ее через космос, ни педали газа. Просто умопомрачительный набор реактивных двигателей, управляемых через веб-интерфейс, который можно открыть на любом планшете, если знаешь нужный пароль. Таким образом, рубка, мостик и командный центр могли находиться где угодно. Помещение, которое выбрал Маркус, получило в народе название «Бункер». С одной стороны от Бункера находился маленький кабинет, служивший Маркусу святая святых. Комнату побольше по другую сторону разделили перегородками на отдельные рабочие места для тех, кто трудится вместе с Маркусом, так что она стала на удивление похожа на обычный офис где-нибудь в пригороде. Примерно десять минут она носила имя «Офисный парк», после чего название сократили до просто Парка. По другую сторону от Парка шел лабиринт комнатушек, где можно было перекусить или воспользоваться туалетом.
Дюб обнаружил, что зачастую в Парке меньше людей, чем где бы то ни было на «Иззи» – просто потому, что никому как-то не приходило в голову туда вот так запросто отправиться. Тяжесть шла на пользу костям, наличие под рукой кофе и туалетов также было плюсом. Поэтому у Дюба вошло в обыкновение заглядывать туда пару раз в день, чтобы налить себе чашечку, узнать новости и, если вокруг тихо – присесть за свободный столик и поработать.
Он добрался туда примерно в точка-2. Стены Парка, как и соседнего с ним Бункера, были утыканы экранами, которые на насовском жаргоне именовались «ситуационными мониторами». Они служили своего рода окнами, выходящими на различные участки Ковчега и окружающей его местности. Один сейчас показывал Землю под ними, другой – тучу обломков, бывшую ранее Луной, еще один – приближение готового причалить грузовика с мыса Канаверал, следующий – упражнения в бола-стыковке, которыми новоприбывшие каппи занимались в нескольких километрах за кормой. Некоторые не показывали ничего, кроме цифр и графиков. Самый большой экран в дальнем конце Парка был в основном занят зернистым изображением, идущим из какой-то области земного шара, где сейчас была ночь. Согласно наложенной снизу надписи, это была «Куру, Французская Гвиана». Получив информацию, на которую можно опереться, Дюб сумел восстановить и всю сцену: созвездие огней на многотысячной армаде катеров, присоединившихся к «Блокаде народной справедливости», а на заднем плане – значительно более упорядоченные сооружения космопорта, где на одной стартовой площадке сейчас стоял «Ариан», а на другой «Союз», готовые к запуску, но не взлетающие из-за угрозы «стингеров».
Между камерой и огнями космодрома скользнул силуэт военного вертолета.
Шла передача круглосуточного канала новостей. Бегущая строка внизу экрана сообщала меняющуюся каждые несколько минут СФБ, или скорость фрагментации болидов, которая равнялась нулю в А+0 и с тех пор непрерывно росла; именно это число, проскочив через изгиб своей экспоненциальной кривой, ознаменует начало Белых Небес. Телеканалы неотрывно за ним следили. Появилось соответствующее приложение для телефонов. Бар в Бостоне начал предлагать напитки со скидкой в честь конца света каждый раз, когда это число достигало определенного значения; акцию подхватили многие другие заведения.
Над бегущей строкой небольшая видеоврезка показывала пустую кафедру в зале для брифингов Белого дома. Очевидно, ожидалось официальное сообщение.
Дюб присел за один из столов, проверил почту, затем попытался вернуться к основной на данный момент задаче: докладной записке о распределении богатых металлом фрагментов Луны, каким образом их можно достичь и использовать и почему все это важно для руководства Облачного Ковчега. Не успел он закончить несколько фраз, как краем глаза заметил движение на большом ситуационном мониторе. Он поднял взгляд и встретился глазами с президентом Соединенных Штатов.
Джей-Би-Эф смотрела прямо в камеру, или, вернее, в телесуфлер перед камерой, и делала какое-то короткое заявление. Вид у нее был крайне недовольный.
К лацкану президентского костюма была приколота ленточка. Все важные персоны последний месяц носили такие ленточки, так что они начали приобретать популярность и среди обычных людей как символ солидарности с миссией Ковчега. Ресурсы, затраченные на выбор расцветки, были сопоставимы с валовым национальным продуктом средних размеров государства. Сошлись на тонкой красной линии по центру, символизирующей кровную связь с человечеством, окруженной белыми полосами, символизирующими звезды, окруженными зелеными полосами, символизирующими экосистемы, которые обеспечат выживание каппи, окруженными синими полосами, символизирующими воду, окруженными, наконец, черными полосами, символизирующими космос. Сколь сложным оказался результат, столь же оживленной была и дискуссия, итогом которой он стал. Черный цвет был цветом смерти для европейцев, белый – для китайцев, и так далее. Получившийся дизайн травмировал вообще всех. Он утек в Интернет как «официальный», несмотря на то что комиссия, на которую был возложен выбор, вошла в мертвый клинч и продолжала изучать двенадцать вариантов дизайна, разработанных школьниками со всего земного шара. Фабрики в Бангладеш начали гнать продукцию километрами, ленточки появились в киосках и сувенирных лавках от Таймс-сквер до площади Тяньаньмэнь, мировые лидеры подчинились вердикту и тоже их надели. Президент приколола свою к лацкану булавкой, на которой был простой диск из бирюзы в платиновой оправе. Синий диск на белом фоне должен был напоминать об озере посреди ноябрьских снегов. Он служил визуальной эмблемой Соглашения Кратерного озера; если у Облачного Ковчега и был флаг, то именно такой.
