корабля.
Вечером сидели у костра, и Социал сказал то, о чем все думали:
– Вернутся за нами. Скоро.
Молчала «Versuchen». Петро чувствовал, как подрагивает сидящая рядом Анька. Сердечна она, деликатна, но закалилась, слезу уже не пускала. Ну, фрау Матильда еще тем твердым политруком была, умела настроить, личный пример подать.
Помолчали, потом Андре сказал:
– Мобилизацион треба. Полный. Мозг и денкен[129].
Мобилизовались. На мозгах, понятно, не поплывешь, но хоть що-то сделать волевым усилием можно. Андре называл проект «пирогой», а по сути, бревно с противовесом-балансиром получалось. Алжирец с татаркой веревки из тряпок вязали, Петро с другом «крейсер» строили – с перемычками хлопот хватало. Социал, на руки не очень способный, зато в математике-физике очень смыслящий, наблюдал за природой, лучший курс высчитывал. Дело сложное, от ветра многое зависело. Остальные хозяйственной работой занимались, ну и к главному собранию личные тезисы готовили.
…Парус из мешковины сделали, но использовать его было сложно – мачты-то нет. Петро пытался растянуть полотнище и так и этак – ерунда получалась.
– Хер с им. Полатко буде, – сказал Андре, подгребавший большой лопатой.
Арсенчик, сидевший на носовой части пироги с «саперкой», уже дрожал. Оно и верно: десять минут на плаву, и опущенные в воду ноги льдышками становились.
– Поворачиваем.
Завернули к портовой бухточке, Петро энергично подгребал ладонями, но по скорости бревно так бревном и оставалось. Эх, надо было нос все ж заострять. Сантиметры палубы сэкономили, а толку…
– Ничего, прорвемся.
Собственно, корабль готов, нужно решаться.
…Причалили, вытолкали пирогу на песок.
– Пошли, чаю глотнем, – приплясывал замерзший Арсен.
– Та идите, – Петро пытался просунуть палец под веревку, скрепляющую распорку балансира, – надо бы еще одну палку-закрутку вставить. Не дай бог, ослабнет в пути…
Повозился, вставил закрутку, вытер руки – прохладно, однако. По всему видать, осень пришла. Дожить бы до льда, уйти на большую землю…
Петро оглянулся: к берегу вышла Сарка, держащая под мышкой сложенный мешок.
– Рыбалить или що? – удивился Грабчак. – Снедать же собрались…
Сутулая девка поджала губы и вынула руку из мешка…
…Петро смотрел в ствол нагана. Вот оно що. Прав был Андре, и у баб свой шпик таился. Эх, перебрали ведь все кандидатуры, но не догадались. Ведь мышь сутулая, иудейская, що ей-то…
– Сдурела? – сыграл под дурня Грабчак. – Не игрушка. Где нашукала?
– Сталкивай, – приказала Сара.
– Що? – недопонял Петро.
– Бревно на воду, живее, – жестко процедила сутулая девка.
Грабчак почуял, что заговорить зубы не выйдет. И получалось, пристукнут здесь дурного судостроителя, поскольку отдавать пирогу озеру он по-любому не будет. Тьфу, надо было с народом идти чай пить.
– Та не буду лодку портить. Вовсе тоды пропадем, – проворчал Петро, лихорадочно соображая, что толкового можно предпринять.
– Не сдохнете. Заберут вас сегодня-завтра, – злобно прошипела еврейская мышь. – Вы – ценный эксперимент. Бревно столкни, пусть плывет.
– Що? Хто? Нас заберут? – удивлялся и не понимал Петро, пытаясь хоть что-то придумать. Получалось, что кроме лопаты ничего под рукой и нет. Не достать сучку. А насчет лодки она врет: кроме нагана в мешке еще что-то. Наверное, харч прихватила, на островке отсидеться думает. Если с револьвером засядет, ее там хрен возьмешь.
Сарка угрожающе наставила наган:
– До трех считаю. Раз…
– Да ты що?! Сама ведь лодку не спустишь. И не можна меня стрелять. Услышат.
Девка бросила узелок мешка, стряхнула с плеч ватник, направила ствол оружия через плотный рукав.
– Заглушит. Два…
Стрельнет. Точно стрельнет. Да що ж такое?! Крыса-стукачка какая-то…