— Нам требуется комиссар Левинзон, — оповестил часового выпрыгнувший оттуда мужчина. — Я из милиции, старший следователь Николаев.
— Так он только что с вашими уехал. — На протянутые бумаги солдат даже не взглянул. — Вон, видите тройку?
Видеть было поздно, тройка уже скрылась в изгибах улиц, но память услужливо подсказала встреченный минуту назад экипаж.
— С какими нашими?
— Из милиции, — охотно пояснил дежурный. — Они его тут дожидались. Тоже документы показывали…
Дослушивать Николаев не стал.
— Лука Степанович, что? — Суханов с удивлением смотрел на вернувшегося в два прыжка начальника.
— Опередили! На минуту опередили! Да что сидишь! Гони! — Следователь ударил в спину возничего. — За теми санями, помнишь, что только что отъехали?
— Вы меня не поняли. Я — Покровский, — спокойно пояснил птиценосый.
— Что? — не понял Левинзон.
— Странно. Комиссары представлялись мне понятливее. Стоило столько искать, а при встрече — не признавать, — Покровский вроде говорил с иронией, но взгляд у него оставался холодным и пристальным.
И только тут до Левинзона дошло.
Увы, запоздалое прозрение уже ничего не могло изменить в его судьбе. До сулящих относительную безопасность казарм было уже далеко, гораздо дальше, чем для двоих контрреволюционеров, сидевших по обе стороны от комиссара. Причем второй был настолько крупным и здоровым, что справиться с ним было навряд ли возможно даже в самой благоприятной обстановке. А уж в санях да на ходу…
— Вот именно, — словно бы ответил на промелькнувшие мысли Покровский. — Сидите, господин комиссар, и без глупостей. Кстати, домой к вам мы не поедем. Зачем травмировать вашу супругу? Мы же не звери, в отличие от вас женщин и детей не трогаем.
Лапать кобуру явно не стоило. Кто ж будет наблюдать, как предполагаемая жертва извлекает табельный револьвер? Правда, сами преступники оружия на виду тоже не держали, но Покровский сидел вполоборота, и рука в кармане явно сжимала не поддельный документ. А второй бандит вообще чисто по-дружески возложил на плечо комиссару солидную ручищу. Сожмет — мало не покажется.
Но мысль работала, оказаться бараном на бойне не хотелось, да и были же припасены на подобный случай сюрпризы.
— Хоть закурить разрешите? — как мог спокойнее осведомился Левинзон.
— Курите, — равнодушно согласился Покровский.
Комиссар снял рукавицы и запустил правую руку в карман. Металл пистолета был холоден, хотя сколько владелец «браунинга» был на свежем воздухе? Всего ничего.
Патрон был в стволе, на это ума хватило. Оставалось снять с предохранителя, а дальше…
В кого, кстати, стрелять первым? Надо бы — в Покровского. Амбал амбалом, но бывший царский офицер — гораздо более серьезный враг. Таких требуется уничтожать без суда.
С другой стороны, в сидящего слева — удобнее. Только хватит ли ему одной пули, и как потом извернуться против главаря? Или — сразу после выстрелов пихнуть Покровского изо всех сил? Комплекция у офицерика сравнительно хрупкая, вдруг вывалится из саней? А там уже — в спину вознице, и следующие — в валяющегося бандита.
Но удастся ли? Не такой Покровский и мальчик, попробуй его спихни!
В кого же? Медлить дальше нельзя. Все-таки в главаря. Вдруг последний выстрел?
Холодные глаза Покровского оставались такими же, когда Левинзон вначале медленно потянул руку из кармана, затем рывком завершил движение.
Почти завершил. Спустить курок ему было не дано. Огромная лапища соседа вдруг дернула комиссарскую голову, и только хрустнули позвонки. Едва- едва слышно за шелестом полозьев и перестуком копыт.
— Откомиссарился, — пожал плечами Покровский. — Кстати, господа, за нами, кажется, погоня. Ну, Иван, теперь твоя работа!
А тот был лишь рад, и тройка рванула так, что дома замелькали по сторонам, шарахнулись в стороны пешеходы, и преследующие сани сразу исчезли где-то позади…
— Гони, Глебушка!
Мороз никуда не пропал, по-прежнему господствуя на оледенелых заснеженных улицах, но Николаеву было жарко. Он не чувствовал дующего в лицо ветра, напротив, был рад ему — свидетелю скорости.
Дома проносились мимо. Следователь не обращал на них внимания. Сейчас в мире существовали лишь летящие впереди сани, и больше ничего.
Нет, сознание вскользь отметило — неплохо бы перекрыть улицу, только как сообщить своим о новом преступлении? А без сообщения никто никого
