– Это как?
– Когда у людей горе, им зачастую не хочется вообще ни с кем разговаривать. Особенно с посторонними. Но нам необходимо обсуждать с ними и особенности церемонии прощания, и собственно похороны. В нашем бюро работает удивительная женщина. Ее зовут Мария. Она собирает всю необходимую информацию и составляет некрологи. «Газетт» печатает их каждую неделю.
– Ого! – воскликнул Салли.
– Иногда родственники приносят и фотографии. Кстати, очень много некрологов выходит с фотографиями.
– Помню. Я видел.
– Мы собираем деньги от имени «Газетт», а в конце месяца передаем редакции. Все меньше хлопот для людей, охваченных горем.
Салли кивнул и отвел взгляд.
– Вас в моих словах что-то задело? – спросил Хорас.
– Нет. Я просто… я просто думал, что некрологи составляет кто-то из репортеров.
– Колдуотер – маленький город. – Хорас вяло улыбнулся. – И ваша газета со звучным названием – тоже маленькая. Никакой журналист не смог бы собрать сведения лучше, чем это делает Мария. Она очень деликатная и внимательная. Таких называют «свой человек».
Салли было странно услышать подобное из уст Хораса.
– Я передам чек Рону и скажу о вашей готовности дать рекламу в новый раздел.
– Вот и отлично.
Хорас проводил Салли до двери и вдруг положил ему руку на плечо:
– Мистер Хардинг, как ваши дела?
Жест настолько ошеломил Салли, что он ответил далеко не сразу. В глазах Хораса он заметил искреннее сочувствие. Вспомнилось, как в сентябре он выходил отсюда, прижимая к груди урну с прахом Жизели.
– Да так себе, – шепотом ответил Салли.
– Понимаю.
Катапультирование из самолета сжимает позвоночник. Когда Салли взялся за рукоятку над головой, его рост составлял шесть футов и два дюйма. Достигнув земли, он стал на полдюйма ниже.
Кресло быстро отпало, а над Салли раскрылся парашют. Он спускался, отупело глядя по сторонам. Казалось, весь мир окунули в медленно текущий мед. Салли видел, как упал и тут же загорелся его самолет. Его руки цеплялись за парашютные стропы, ноги просто болтались. Под носом раскачивался кислородный шланг, вырванный из баллона. Вдали плавали серые облака. Момент катапультирования сопровождался грохотом, а сейчас его окружала сонная тишина.
Потом в мозгу что-то щелкнуло, и к нему вернулась способность соображать. Он был словно боксер, очнувшийся после нокаута. Салли сорвал маску, дышать стало легче. Все чувства разом обострились, мысли понеслись, сталкиваясь, будто атомы.
А еще он вновь обрел умение анализировать случившееся.
С точки зрения пилота, все было хорошо. Он остался жив, парашют раскрылся без фокусов, самолет упал на пустую полянку – это особенно радовало.
А вот с точки зрения офицера, все было как раз наоборот. Он погубил самолет, стоивший многие миллионы долларов, и теперь начнется расследование инцидента. Его ждут месяцы писанины, всевозможных рапортов и отчетов своему и вышестоящему начальству. Наконец, он до сих пор не знал, сам ли виновен в столкновении.
Была еще одна точка зрения, оттеснившая две первые, – точка зрения мужа Жизели. Бедняжка Жизель! Нужно поскорее сообщить ей, что с ним все в порядке, что он не сгорел в груде металла, а плавно спускается вниз. Видела ли она его? И вообще, кто-нибудь это все видел?
Салли опускался на землю и ничего не знал о действиях, предпринимаемых наземными службами аэропорта. Он и не подозревал, что очень скоро Эллиот Грей – авиадиспетчер с гнусавым голосом – попросту сбежит с поста. Салли не знал, что Жизель немного опоздала и в данный момент подъезжала к аэропорту по пустой дороге. Там она и увидела вдалеке столб черного дыма. Жене пилота не надо объяснять, откуда может быть этот дым. Надавив акселератор, Жизель рванулась вперед, одолеваемая потоком самых дурных предчувствий.
Салли никак не мог знать, что в последние секунды перед тем, как ее вынесло на изгиб дороги, Жизель шептала слова молитвы: «Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы он не пострадал».
Держась за стропы, Салли неторопливо плыл к земле.
В машине Кэтрин было включено радио, настроенное на частоту христианской станции. Когда они ехали мимо закусочной Фриды, Эми повернула голову и увидела сквозь витрину, что зал полон. Люди стояли на тротуаре, дожидаясь своей очереди, улица была запружена машинами.
– Я рада за Фриду, – сказала Кэтрин. Она внимательно следила за дорогой, держа руль обеими руками. – А до того как все началось, она жаловалась
