Сташевский выкурил две сигареты. Когда Васяк закончил читать, он, собственно, лежал на опоре моста над Одрой. Его не беспокоило ни состояние аккумуляторов в телефоне, ни стоимость разговора. Он повернулся на опоре, словно на кровати, глядя на ласковую воду внизу. Откуда-то вспомнились строки известного моряцкого шанта[90]:
— Это все? — спросил он, выплевывая окурок в воду.
— Да.
— Тогда, огромное спасибо. Видимо, нам пора кончать. Уже светает. Сейчас взойдет солнце.
Васяк в Санта Монике подошел к окну своего маленького дворца. Поглядел на сверкающий, становящийся все более багровым, круг над самым горизонтом.
— А у меня сейчас зайдет.
Сташевский во сне пнул Мариолу так, что та сразу же проснулась. К счастью, она уже была привыкшей к подобным вещам и не реагировала слишком резко. Относительно недавно, во время отпуска, она чудом избежала серьезного ущерба своему здоровью — они успели поменяться местами, так что Мариола лежала у стены. А Сташевский, как обычно, спорил с кем-то в горячке и приложил так, что разгромил гостиничную кровать. Он часто дрался во сне. «Время привыкнуть имелось» — говаривала Мариола. Теперь же она только повернулась, с трудом открывая глаза.
— Ты с кем разговариваешь? — спросила она, слыша бормотание Славека.
Тот, ничего не понимая, глянул на нее.
— Разговариваю со сновидениями, — заявил он и повернулся на другой бок.
— А сон может сказать что-нибудь умное? — внезапно заинтересовалась девушка.
— Может. — Он поднял голову. — А ты почему не спишь?
— Возможно, я еще не готова к этим умностям. Кроме того, ты мне так приложил, что будет синяк!
— Прости, — буркнул Сташевский. — Этот тип меня разозлил.
— И что он говорил?
— Ой, это какой-то рецидивист. Говорил, что у него в толстой кишке живет глист-пьяница. И этот глист сунул ему башку в желудок и теперь выпивает все спиртное. А тип страдает, ведь для того, чтобы хорошенько напиться, теперь ему нужно два с половиной литра водяры. А на такое у него нет денег.
— И за это ты ему приложил?
Славек, совершенно проснувшись, уселся на кровати, зажег ночник.
— Нет. — Он задумался. Приложил я кому-то другому. Но уже не помню, за что.
Мариола массировала свои ягодицы.
— Наверное, ты сильно его не любил, потому что врезал, словно ломом. — Она зевнула. — Чаю выпьешь?
— С удовольствием. Я сделаю.
Славек направился на кухню. Поставил электрический чайник, вынул из шкафчика две чашки. Мариола пила «ссаки святой Вероники» — напиток из пакетика, слегка-слегка окрашенный в коричневатый цвет. Сам он — «сатану», насыпной джинсен, две ложки.
— Знаешь, — повернулся он, — всю жизнь я мечтал о женщине, которая, если я не могу спать, всегда выпьет со мной чайку и поболтает немного.
— Я тоже. — Мариола грустно улыбнулась собственным воспоминаниям. — Я тебя тоже очень долго искала, дебил.
— Я тебя люблю.
— А я — тебя, мой сумасшедший и без царя в голове.
Они сели на теплом, оплетенном плющом балконе. Расположенные несколькими этажами ниже фонари отбрасывали фантастические тени на стены огромного здания. Кроме них активными в это время суток были только коты, выдирающие друг у друга добычу с мусорников.
— Ты и вправду меня любишь? — спросила Мариола.
Славек кивнул.
