им свое жилище. Ну и… уже без тележки и без хлеба они могли его занять.
— А это откуда тебе известно, потому что в документах относительно этого ничего нет?
Анджей широко усмехнулся.
— Из семейных преданий. Та женщина была моей бабушкой.
— Безопасность занималась грабежом? — Сташевский изумленно мотнул головой. Вот оно чем писатель заполнял пробелы, которые оставались в полицейских документах!
— Что ты! Исключительно конфискацией. — Анджей отпил пива. — В тысяча восемьсот каком-то году царь конфисковал имущество моей семьи за участие в восстании и сослал мужчин в Сибирь. Советы забрали у женщин магазин с молочными продуктами в Вильно, благодаря которому они пытались спасаться от голода. А потом убеки забрали тележку с тряпьем и буханку хлеба. Было время привыкнуть.
Сташевский получил фирменное блюдо заведения — беф-строганов. Он незамедлительно занялся им, хотя тот был ужасно горячим. Блюдо ему явно нравилось. Его он запивал холодным пивом.
— Так как, скажешь мне чего-нибудь? До каких документов добрался? И, может, чего-нибудь еще из семейных преданий?
— Без проблем. — Анджей уже закончил перемешивать свой фарш, после чего жадно взялся за еду. Поэтому, говорил чуточку невыразительно. — Дело выглядело очень странным. Люди взрывались, сгорали или кончали с собой. И без причины. Всегда это сопровождалось цветами. Об этом мне рассказывал Кугер, но за пораженчество его от следствия отстранили. И, видимо, только лишь благодаря этому, он выжил. Хотя позднее он еще раз сделался калекой по причине русских бомбардировщиков, которых ужасно боялся.
— Что-нибудь еще?
— В архивах я нашел разные документы. Так вот, нужно было пройти сложный ритуал. Только, прошу тебя, не смейся.
— Не буду я смеяться.
Очередная ложка фарша.
— Если я правильно понял, весь смысл ритуала заключался в том, чтобы никакого ритуала не проходить.
Несмотря на обещание, Сташевский едва справился с мышцами лица.
— А эти цветочки, танцы?
— Это уже самый конец. Тогда уже всему хана.
— Не понял.
— Знаешь, я же нашел только обрывки сведений. Но сориентировался, что у большинства жертв был невроз навязчивых состояний. Как у меня.
— У меня тоже. Приветствуем в клубе.
Земский рассмеялся, поднимая стакан с пивом.
— Тогда и ты в группе риска.
— Ты экспериментировал, чтобы найти решение?
— Да. Только — перепугался. В тот самый момент, когда держал ствол пистолета у виска и кричал своей женщине: «Держи меня, держи!». К счастью, она у меня рослая и сильная. Удержала.
— А цветы были?
— Сам я в магазине не заказывал, с клумбы не рвал. Моя женщина обожает растительность. В доме всегда полно цветов, очень часто — экзотических.
— А у Грюневальда тоже был невроз навязчивых идей?
— Да. Без всяких сомнений.
— А Мищук с Васяком?
— Этого я не знаю. Из милицейских документов тоже ничего не узнаешь.
— А у других лиц?
— Было у всех. Насколько я смог прочитать во всех тех бумагах. Но знаешь, если кто-то страдает тем же самым, и ему известны симптомы, тогда каждая мелочь наводит на цель.
— Именно. Расскажи про этот ритуал побольше.
На пару минут они прекратили разговор, чтобы официант мог забрать посуду.
— Об этом рассказывать сложно. Или не так: сложно облечь в слова. Все это повторяющиеся ситуации. Какие-то мелочи. Например, у одного типа бирюльки[22] всякий раз укладывались одним и тем же способом. Другой, когда нервничал и метался по комнатам, вечно переступал порог только левой ногой. Как бы он не вычислял расстояния, как бы не делал более или менее длинные шаги, но всегда получалась левая нога. Если у тебя невроз навязчивых состояний, такие вещи чертовски мешают.
— Кое-что об этом я знаю.
