— И я тебя люблю, сумасшедший!
Потом повернула голову, усмехнулась и скорчила одну из своих лисьих мин.
— Только ведь это неправда.
— Что, неправда?
— Парочку задниц ты все же вылизал.
— Я? — возмутился тот. — Каких?
— Например, вот эту. — Мариола встала перед ним и выпятила свою попку. — Эту!
Может ли роман управлять собственным творцом? Могут ли известные ему исключительно по бумагам, то есть,
Земский сидел за компьютером и не верил собственным глазам. Разве это он все это написал? Или снова начинается безумие? Опыт предыдущего раза у него уже имелся. Поэтому молниеносно запрыгнул во вторую комнату.
— Женщина! — прорычал он. — Держи меня! Не дай добраться до сейфа с оружием!
Та была сильной. Удержала. Потом шепнула.
— Ты и так не знаешь, где ключ от сейфа. Я спрятала.
Земский облегченно вздохнул.
— Тогда дай мне телефон.
Он быстро выступал номер.
— Славек?
— Да. — Сташевский не был из тех, кто ложится спать до полуночи.
— Тебе грозит ужасная опасность.
Сташевский был уже настолько пьян, что упал с кровати, на которой смотрел телевизор. Телефон упустил, а потом еще долго пытался его поднять.
— Так что там с той опасностью? — Он повернул трубку, потому что перед тем приложил ее к уху наоборот. — Чего мне следует бояться?
— Все они связывались с химиками. Не пытайся этого делать.
Сташевский испустил тяжкий вздох.
— Ты знаешь, а это неплохая идея.
— Не делай этого!
— Так ведь это и вправду клёвая мысль.
— Славек, помни. Их всех уже нет в живых.
— Мы тоже когда-нибудь умрем, как и все другие. Но ассоциация хороша. Благодарю.
Грюневальд пришел в кабинет Кугера. Тот, как обычно, сидел с сигаретой во рту, большая кружка кофе рядом, и изучал дела. На часах было тринадцать минут второго дня.
— А ты знаешь, что подарил мне гениальную идею? — начал Грюневальд.
— Какую?
— Я написал письмо профессору Бухвальдту из Берлина. — Он присел на стул. — Задал ему вопрос, как можно взорвать человека изнутри. И погляди, что он написал мне в ответ. — Он развернул шелестящий лист.
— Ты все еще возишься с тем старым делом? Впрочем… Кугер замялся, — ведь ты же сам отстранил меня от него. — Он отложил сигарету, сделал глоток кофе. — Я пораженец. — Еще один глоток. — Ты только скажи, с какой скоростью наши соединения валят из-под Москвы? Сто километров, как у порше, не смогут. Ведь там нет дорог, а у них нет порше.
—
Кугер одарил приятеля теплой улыбкой.
— Вот! — Он вытащил люггер из кобуры и перезарядил, уперев в край столешницы. — Могу! — Он рассмеялся. — Хуже дело с заменой обоймы, но ведь всегда можно кого-нибудь попросить. — Он склонился к Грюневальду. — Конечно, если рядом будет кто живой, кроме поляков и русских. Потому что, знаешь… думаю, они мне не помогут.
— У тебя какая-то навязчивая идея. У тебя просто навязчивая идея! Мы победим!
— Это у меня навязчивая идея? А кто тут говорил, что у нас имеются самые надежные и сильные союзники в этой войне? Ты? И где теперь США