— Ясно, что справимся! Но вот если бы наши парни из Англии прилетели, было бы полегче!
Борович внезапно остановился, потому что появившееся видение было совершенно нереальным. Он увидел поляка, садящегося на трон святого Петра. Еще он увидел конец системы угнетения… Он открыл глаза.
— Господи, цветы! — крикнул он, указывая на стоявшие на подоконниках горшки с растениями. Наверное, их в последний раз ставили еще немецкие уборщицы, потому что сейчас все они практически завяли. — Молнией наверх!
Все побежали по ступеням, потом по громадному коридору. Мищук запустил всех в громадный кабинет. Васяк для уверенности подбежал к подоконнику и выбросил в окно единственный стоявший там горшок. Тут же из любопытства выглянул, не получил ли кто по голове. Там стояло несколько офицеров УБ, но, к сожалению, ни в кого не попал.
— Что вы там вытворяете? — заорал кто-то высокий чином.
— Докладываю, что допрашиваем подозреваемого в сотрудничестве с разведкой Англии, Франции и Японии. А еще в намерении убить всех милиционеров Вроцлава путем отравления воды. Товарищ… — замялся он. — С этой высоты не вижу вашего звания.
— А, тогда ладно. — Убек успокоился. — Только наденьте на него наручники, чтобы больше уже ничем не бросался.
— И по морде дайте хорошенько! — крикнул другой. — Ведь явно же сотрудничает и с американской разведкой, раз такой интернациональный. Вы, в милиции, слишком мягкие.
— Так точно! — Васяк закрыл окно и начал хохотать. Он представить себе не мог, чтобы ударить поляка. Хотя его коллеги частенько это делали. — Слышали? Хотел, чтобы я тебе по морде дал, — фыркнул он. — Ну, на свадьбе или там храмовом празднике, оно бывает… Праздник! Но в комиссариате? Совсем с ума сошел?
— Ты когда-нибудь заткнешься? — Мищук выкладывал перед Боровичем кучи папок. — У нас есть еще и такие, — прибавил он, указывая на Гималаи папок на верхней полке. — Правда, германские.
— Немецкий я знаю. Справлюсь.
Их перебил грохот открывшихся дверей, в которых встал какой-то офицер.
— Оба, немедленно к коменданту! — рявкнул он. — А заключенного на это время в камеру.
— Но ведь это не заключенный, а этот, ну… тот… как его…
— Консультант, — подсказал Борович. — Помимо У-Йота[50] я получил образование и как полицейский.
— «Уйоб»? Ааааа… Американец!
Борович только пожал плечами.
— Быть может, уже вскоре таким стану. Но исключительно по собственному выбору.
— Нет, нет, — запротестовал Мищук. — Ты обязан решить это дело. В Америку мы его пока что не отпустим. — Он повернулся к человеку в дверях. — До войны он был офицером полиции!
— Ааа… Санационный[51] офицерик? Тогда — в
— Нет. Он специалист по кри… кри…
— Криминалистике, — снова подсказал Борович. И радостно усмехнулся. В кармане его куртки лежал маленький, дамский пистолет. «Шестерочка». Он был решительно настроен отстреливаться, а последний патрон послать себе в рот. У него не было ни малейшего желания идти в коммунистическую тюрьму после того, что слышал от мародеров, которые иногда ходили на свидания к своим дружкам.
Мищук с Васяком вышли к коменданту, а Борович начал изучать документы. Он лишь чудом удерживался от того, чтобы не исправлять чудовищные орфографические ошибки. Закурил «честерфилд». Вообще-то, ему ужасно хотелось выпить чаю, только где во Вроцлаве можно было его найти? Возможно, в милицейской столовке и подавали какой-нибудь эрзац, только ведь самого его туда не впустят. Он покопался в столе, нашел бутылку самогонки. Сделал глоток, и его чуть не вырвало.
Он изучил почти что четверть польских материалов, когда вдруг отложил их. Подставил стул и снял с полки немецкие дела. Перелистывал из быстро, потому что немецкий знал по-настоящему хорошо. Пока профессоров из «Ягеллонки» не перестреляли, там учили прилично.
Мищук с Васяком вернулись где-то через час. Оба выглядели словно побитые собаки. Комендант выдал им за все. На оперативках они не присутствовали, оборонную точку вокруг Народного Зала не создали, связь не установили. Но ведь как? Комиссариат и Бискупин — это были весьма отдаленные острова в архипелаге Вроцлава. А между ними — море, полное акул. Из милиции выгнать их не могли, потому что у них было письмо с благодарностями от Глуздовского, безупречная служба (понятно, где) и награды.
— Нас отстраняют от этого дела, — сообщил Мищук. Он открыл ящик стола и сделал два больших глотка из бутылки.
Борович бросил папку на стол.
— Более-менее, я уже знаю, в чем тут дело. Но сначала — ваше дело.
Он поднял телефонную трубку и постучал по вилкам аппарата.
— Товарищ телефонистка, соедините меня, пожалуйста, с товарищем комендантом.
